Михайлов гарем

«Появилась ОНА — самое восхитительное создание природы». Рис. Анны Селищевой

Надежда ОНИЩЕНКО
Как же прав был Леонид Утесов, когда так проникновенно пел:
Любовь нечаянно нагрянет,
Когда ее совсем не ждешь…
Михаил и Дарья жили на одной улице. В раннем детстве, взбивая дорожную пыль босыми ножками, вместе бегали на речку и, раздевшись до «в чем мама родила», плескались в воде на глубине чуть выше колен. Это была заводь. Песчаное дно, вода чистая, теплая. Там впервые, глядя на голеньких девочек, Миша заметил, что у девочек и мальчиков телосложение немножко отличается. У девочек фигурки красивые, попочки кругленькие, а спереди… ну, совсем не так, как у мальчиков.
Это открытие смутило не только Мишу, но и его закадычного друга Сережу. Вечером мальчики, делясь с мамами новостями прошедшего дня, сообщили о своем открытии. Мама Сережи дала ему подзатыльник и издала указ: «Чтоб ноги твоей на речке не было (указ, конечно, был проигнорирован) — ишь ты, открытия он делает!» Мама Миши сказала: «Девочки — это будущие женщины. А женщина — самое совершенное творение природы. Ей положено быть красивой. Так природа распорядилась».
Мама у него, конечно, была самая красивая и умная. Миша, убежденный, что она все знает, поверив каждому ее слову, согласился: положено — так тому и быть!
Как-то незаметно, неожиданно дети стали стесняться купаться «в чем мама родила»: они или совсем не ходили на речку, или купались, одевшись кто во что горазд, или, сидя на берегу, смотрели, как другие купаются.
Время шло и делало свое дело.
Дарья и Миша виделись каждый день: они вместе ходили в школу и из школы. Как правило, Дарья была одета в школьную форму с белоснежным кружевным воротничком и манжетами, в пионерском галстуке и с пионерским значком на фартучке, потом с комсомольским. Дома она надевала простенькое ситцевое платье. Такой Миша видел ее ежедневно. Это было так привычно и естественно, как, например, дышать. Они всегда были рядом, с полуслова понимали друг друга. Вместе им было интересно, хорошо, и в голову не приходило, что может быть по-другому.
Но однажды, встретив Дарью на улице, юноша остановился, изумленно глядя на девушку — такую ослепительно красивую, что не поверил собственным голубым-голубым глазам: она ли это?
Был праздник Пасхи. Цвели сады. В молодой зеленой траве тысячами солнышек желтели одуванчики. В воздухе, напоенном упоительным ароматом цветов, плыл перезвон церковных колоколов. И среди всего этого очарования вдруг появилась ОНА — самое восхитительное создание природы.
На ней было новое платье из сатина. По бирюзовому полю рассыпаны цветочки в замысловатых завитках. Платье плотно облегало ее упругую грудь. Тоненькую талию обнимал широкий пояс. А юбка была пышная-пышная.
На ногах белые носочки и черные туфельки на невысоком каблучке. В черных косах белые банты. Она весело смотрела на него огромными, блестящими, как антрацит, глазами из-под пушистых ресниц и что-то говорила, но он словно оглох: по нему будто электрический ток прошел с головы до пальцев ног.
— Мишка! Ну, отвечай же: «Воистину воскрес!» Или тебя мама не научила, как сегодня надо здороваться? — смеясь, спрашивала Дарья. Подойдя к Мише, она поцеловала его в правую, левую и снова в правую щеку.
И наповал сразила шестнадцатилетнего парня… С этого пасхального утра все переменилось в его отношении к Дарье.
Вскоре для Михаила прозвенел последний школьный звонок. Сдав выпускные экзамены, он, по решению правления колхоза, уехал на курсы механизаторов широкого профиля. Учился хорошо. Профессия ему нравилась. А в субботу, после занятий, как на крыльях, летел в родное село, чтобы увидеть Ее, услышать Ее звонкий смех, заглянуть в ее обворожительные глаза, прикоснуться к Ее теплой руке.
Боже! Как же они были счастливы!
Прошел год. Курсы окончены. Красный диплом и предложение остаться преподавателем на курсах. Но председатель колхоза не дал своего согласия: колхозу нужен специалист. Михаил возвратился в родное село. А Дарья, окончив десятый класс, уехала учиться: она будет работать воспитателем в детском саду. Это здорово! Она мечтала об этой работе. Но как жаль, что они снова разлучены… Теперь она по субботам приезжает домой. А Миша встречает ее. Ему разрешили ездить за Дарьей и другими студентами к поезду на колхозной машине: автобуса нет, а до станции 15 км. В воскресенье он отвозил их на вокзал. Все труднее им расставаться. Долгой-долгой кажется неделя. Но Дарья понимает: нельзя раскисать, надо хорошо учиться, чтобы, как говорится, не ударить в грязь лицом, чтобы быть достойной Михаила и оправдать доверие тех, кто послал ее на учебу.
Михаил — правая рука председателя колхоза Василия Ивановича и агронома Якова Петровича. Он отвечает за всю технику в колхозном хозяйстве. Ее немного, но благодаря его знаниям, хозяйскому подходу к решению вопросов, все работает бесперебойно. Его, совсем юного специалиста, уважают и ценят самые авторитетные люди в колхозе и даже районе. Ни одной единицы техники не покупают без Михаила Денисовича — так его зовут все. Парня, правда, это смущает, но Василий Иванович говорит: «Привыкай».
Был бы жив отец — гордился бы сыном. Но его, активного строителя колхозной жизни, убили кулаки. Старшая сестра умерла в голодном 1933 году. Тогда-то председатель колхоза направил Мишкину маму Татьяну Евдокимовну на ферму работать дояркой. Она получала литр молока в день, что спасло ее и сына от голодной смерти.
Отец Дарьи работал в органах госбезопасности. Он тоже погиб от рук врагов советской власти. Ольге Петровне, вдове погибшего, было назначено денежное пособие, на ферме она работала с первого дня создания колхоза.
Горе сблизило женщин. Они подружились и стали, как сестры: поддерживали, утешали друг дружку, радовались тому, что дети у них трудолюбивые, ответственные, честные. Видели рождение их любви, оберегали ее, искренне желали им счастья. По большим праздникам ходили в церковь: поминали мужей, ставили свечи за упокой душ умерших и просили у Бога милости и покровительства для детей.
Как-то секретарь райкома КПУ сказал председателю колхоза:
— Плохо атеистическую работу ведете в колхозе, Василий Иванович.
— В чем дело, Петр Степанович? — удивился председатель.
— Твои передовые доярки в церковь ходят.
— Пусть ходят. На надои молока это никак не влияет. Они молодые, красивые женщины. Хочется им принарядиться, куда-нибудь, кроме работы, сходить. Для души. А куда они пойдут? Кино бывает раз в три месяца. Театр к нам не приезжает, и мы туда не ездим. Остается церковь. У нас скоро комсомольцы в церковный хор петь пойдут. Кружков в школе нет. Специалисты не все имеются и в школе, и в колхозе.
— Мы работаем над этими вопросами, — проинформировал Петр Степанович…
— Плохо работаете: результатов не видно…
Помолчали. Василий Иванович налил в стакан воды из графина, стоящего на тумбочке, выпил и, словно собравшись с духом, продолжил:
— Есть у меня разговор к тебе, Петр Степанович.
— Что скажешь? Просить что-то собрался?
— Я у тебя часто ли прошу? — вопросом на вопрос ответил Василий Иванович.
— Да нет. Что ты там придумал?
— Есть задумка. Еще не совсем оформилась, но осуществить бы ее: уж больно красивая… Хотим осенью комсомольскую свадьбу сыграть.
— Кого женить собираешься?
— Молодых специалистов. Михаила Денисовича Евтушенко и Дарью Климовну Карпенко. — Замечательная пара! Красивые, трудолюбивые, любовь с детства. Там уж никак нельзя без свадьбы.
— Что? Обстоятельства критические?
— Нет! Нет! Ты меня неправильно понял. Любовь такая, что… Даже не знаю, как сказать…
— Понял я… Кажется, понял. Они объявили о свадьбе?
— Нет еще. Она учебу оканчивает… На курсах. В детском садике будет работать. Как только они объявят о своем решении пожениться — скажем им.
— Идея замечательная! — восторженно воскликнул секретарь. — Какие вы молодцы! В области — не знаю, а в районе такого точно не было. Обязательно сделаем! Надо все продумать, чтобы красиво было, от души. Подарок хороший приготовить. Хо-ро-ший! Понял?
— Как не понять! Понял! Мы над этим уже думаем.
Вскоре Михаил и Дарья объявили о своем намерении сыграть свадьбу в последнее воскресенье августа 1941 года. Им исполнится по восемнадцать лет.
Но 22 июня 1941 года были жестоко перечеркнуты многие планы.
Началась мобилизация. Василий Иванович упросил военкома дать Михаилу и Сергею отсрочку, чтобы подготовили замену механизаторам, уходящим на войну.
— Поймите, — говорил он военкому, — они уходят надолго. А в колхозе уборка на носу. Урожай какой! Давно такого не было. С кем его убирать? Не уберем — чем будем фронт и тыл кормить? А пахать и сеять кто будет? Женщины и дети остаются…
Война не была неожиданностью. Михаил еще зимой предложил председателю организовать кружок для подготовки механизаторов. Людей для занятий в кружке они с председателем отобрали, очень хорошо все взвесив.
— Какой ты молодец, Михаил Евдокимович, что кружок организовал! — говорил председатель. — Кружковцы уже почти готовые специалисты. Доучивайте их с Сергеем, чтобы умели на машинах и на тракторах, на молотилке и косилке, на сеялке и веялке работать. Времени у вас очень мало… Проскочи в Харьков. Прикупи запчасти. Бери все, что можно взять. Пригодится. Дарью навести. Давненько она не приезжала. Харчей ей отвези. Возможно, впроголодь там живет. Продуктов побольше возьми.
Распорядился, чтобы из колхозной кладовой кое-что выдали, и из собственного погреба не поскупился.
— Они по уплотненному графику занимаются, чтобы выпускная группа получила документы об окончании курсов: и лекции посещают, и сдают экзамены. Выходных у них нет. Приедет, если успею, научу ее машину водить. Она уже умеет, но кое-что еще надо отработать.
— Научи. Но ее местом работы будет детский сад. Нельзя, чтобы в такое время дети без присмотра были. Матери их работают с утра до ночи.
Михаил отправился в Харьков. Выехал очень рано, чтобы встретиться с Дарьей до начала занятий. К счастью, у нее в этот день лекции были во второй смене. Он обнял, прижал к груди свою любимую, дорогую... Что будет с нею, с их матерями? Сердце сжалось от боли и страха за них. Наши войска отступают. Фронт подкатывается к Харьковской области. Со дня на день он получит повестку из военкомата… Дарья плакала. Он гладил ее по голове, целовал и так хотел ее… Но он знал ее отношение к близости до свадьбы и был согласен с нею. А в ушах, к тому же, звучали мамины слова:
— Сынок, очень тебя прошу помнить, что есть вещи, которых молодой человек не должен позволять до свадьбы.
— Давай сыграем свадьбу — весело сказал он тогда маме.
— Сейчас нельзя играть свадьбу по двум причинам: во-первых, високосный год, а во-вторых, в пост свадьбу испокон веков не играли. В пост ребеночка зачинать нельзя.
— Свадьбу — нельзя, ребеночка — нельзя. А дышать можно?
— Дышать можно. Вот в сорок первом году — пожалуйста. Дарья учебу окончит… Но тебе же на службу в армию идти…
— Пойду женатым человеком, как Сергей. Вернется, а у него уже ребенок бегать будет. Кстати, он моложе меня.
— Молодой, да ранний, — сказала мама.
Дарья вывела его из мира воспоминаний вопросом:
— А ты почему здесь?
— Приехал сказать, что я тебя очень-очень люблю, что соскучился по тебе сильно-сильно и привез продуктов на всю твою группу. Мне Василий Иванович выписал, — улыбаясь и вытирая носовым платком ее заплаканное лицо, сказал Михаил. — И не надо плакать, моя хорошая, моя самая лучшая на всем белом свете. У нас еще есть время, чтобы стать семьей. Немножко раньше, чем мы собирались, но это, я думаю, тоже хорошо. Ты не передумала стать моей женой?
— Нет, не передумала, — улыбаясь сквозь слезы, ответила Дарья.
— Бери документы и идем в ЗАГС.
— В какой ЗАГС?! — воскликнула Дарья и хотела еще что-то сказать, но Михаил перебил ее:
— В ближайший.
— Какие документы?!
— Бери все, какие есть.
В ЗАГСе — негде яблоку упасть. Им удалось пробиться в один из кабинетов. Пожилая женщина внимательно выслушала их и, задав некоторые вопросы, взволнованно сказала:
— У вас нет паспортов. Прописка только у невесты, но срок ее скоро истекает. Здесь ваш брак не зарегистрируют. Я искренне желаю вам счастья, но, к сожалению, ничем не могу помочь.
— Вы же знаете, что у сельских жителей нет паспортов, — сказал Михаил, — у всех, не только у нас.