Мои жизненные университеты

Владимир Кейс
(Продолжение. Нач. в № 32-36)
Перед тем, как немцы ступили на наши земли, а советской власти уже не было, люди пытались себя прокормить всеми способами. В селе Барвенково было большое хранилище зерна – элеватор (его называли «Элеватор имени Ворошилова»). В нем хранилось огромное количество зерна. При отступлении советские войска подожгли его. Он горел 3 дня. Люди приходили и набирали наполовину сгоревшую пшеницу и несли к себе в дом. Приходили даже из далеких сел и городов, таких, как Славянск. Когда пришли немцы, они не стали запрещать людям разбирать наполовину сгоревшую пшеницу. Вскоре жители села Никополь отремонтировали мельницу (я тоже участвовал в ремонте) и стали молоть зерно.

Приход немцев в Украину был стремительным. Он обернулся для ее жителей голодом, так как немцы закрыли все предприятия в Славянске, Краматорске и окрестных селах. Ничего не производилось.

К нашей мельнице приходили голодные люди и просили, чтобы мы дали муки для их детей. Мы выдавали каждому по 10 кг муки черного цвета, потому что она была сделана из наполовину сгоревшего зерна. Новое правление села и так называемая полиция в то время, в основном, были бессильны в своих правах. Их обязанность была собирать картофель, яйца и другие продукты для немецкой армии.

В это время фронт проходил по реке Донец. На территории, оккупированной немцами, часто появлялись советские партизаны. Они взрывали железнодорожные мосты и вели другую диверсионную работу.

В 1941-1942 годах была очень холодная зима. Мороз – 45оС. Выпало около 2 метров снега. В таких условиях советская армия потеснила немцев на некоторых участках фронта до 50 км. Перед отступлением немецкий комендант объявил всем, что если кто-то желает отступать вместе с ними, то таким людям выдадут специальные пропуска. На мельнице работало четыре человека. Мы согласились получить пропуска и покинули свое село, а наши семьи остались дома. Тогда еще никто не знал, что их ждет, когда вернутся сотрудники НКВД. Мы не знали, куда идем. Знали только, что убегаем от советской власти. Но если мы хотели убежать от советской власти, у нас должны были быть немецкие пропуска. А значит мы сотрудничали с немцами. И при этом бывшие советские солдаты...

Когда мы вышли на холм за селом, по нас начали стрелять партизаны. Это нам придало уверенности. Страшно было представить, что было бы, если бы мы попали в их руки или в руки НКВД. Мы пошли в направлении села Золотые Пруды. Но немцы покидали и это село. Тогда вместе с немцами мы отступили в село Большой Яр. Тут протекает река Самара. По ее берегам располагались села, в которых жили работники глиняных карьеров и кирпичного завода. Тут мы переночевали, хотя трудно было устроиться на ночлег. Ведь мы гражданские люди, а дома переполнены военными. Утром начался бой: советские войска на одном берегу, немцы – на другом. Из дома выйти невозможно. Свистят пули, рвутся снаряды, горят дома. Очень много раненых немцев. Ими заполнены многие дома и сараи. Там оказывают помощь доктора. Это было еще страшнее, чем я видел в городе Павлограде. Немцы снова отступили в направлении села Соляное (я хорошо знал эту местность). Мы отступали вместе с немцами. В районе села Соляное находился немецкий госпиталь. Тяжело раненные солдаты кричали, чтобы им оказали помощь как можно скорее. А мороз 45 градусов. Кровь на их ранах замерзла. Мы помогали сортировать раненых немецких солдат. Вдруг на окраине села пошла в атаку советская кавалерия. Мы спрятались за кирпичную стену. Начался бой. Но немцы были готовы принять сражение. Когда советская кавалерия приблизилась на 200 метров, ей в тыл ударили немецкие пулеметы. Половина советских кавалеристов погибла, а другую половину немцы взяли в плен. Нас заставили собирать трупы советских солдат и убитых лошадей. Раненых советских солдат приказали поместить в госпиталь. Там немецкие доктора оказали им помощь. После этого комендант сказал, что мы можем выбрать себе лошадей, повозку и ехать своей дорогой. Мы выбрали хороших лошадей и сани. Побыли здесь еще пару дней. А немецкий комендант выдал нам документы о том, что эти лошади принадлежат нам. Это была большая помощь, облегчившая нашу первую иммиграцию. Мы ехали через поля и села. Люди рассказывали, что в сельской местности много блуждает евреев. Они убегали из городов, где немцы их расстреливали. Они вынуждены были прятаться в селах. Также прятались и советские активисты. Они прятались и от немцев, и от своих людей. Приехали в село Бантышево. Тут я когда-то учился. Смотрю, немцы гонят около 1000 советских пленных солдат. Холодно, и началась метель. Один пленный солдат упал от усталости в снег. Конвоир подошел к нему и застрелил. Вот что означает неволя! Один палач убивает, а остальные тысячи смотрят и молчат. Мы остались тут и решили ждать, когда наше село опять будет освобождено от советской власти.

17 мая 1942 года немцы снова начали наступать. Советские войска в районе реки Донец попали в окружение. Мы ехали домой по мере продвижения фронта. Когда проезжали в районе села Золотые Пруды, увидели, как под большой скирдой соломы расположились около 2 тысяч пленных советских солдат. Они нас расспрашивали о том, как немцы поступают с пленными. Что мы могли ответить, если сами в плену не были? Тут мы встретили много знакомых как по месту жительства, так и по советской армии. Они говорили, что немецкое командование сказало, чтобы они не расходились, а были вместе. Иначе их будут считать партизанами. Вот они и ждут немецкий конвой. Интересен тот факт, что среди этой массы советских солдат был и высший, и средний, и низший командный состав. Удивительно! При них оружие (и легкое, и тяжелое). И все они добровольно идут на муки и смерть. Некоторые солдаты говорили, что они не хотят воевать за Сталина, за рабство в колхозах и за 1937 год. И при этом они думают, что уже находятся на воле, хотя не знают, что их ждет. Их командиры слушают все это, но никого от себя не отпускают, потому что так приказали немцы. Потом приехали немцы. Они дали указание советским командирам, чтобы те сложили оружие и построили своих людей. Так и сделали. И колонна пленных солдат пошла по дороге под конвоем. Кто-то из колонны выкрикнул на немецком языке, что хочет воевать вместе с немцами против советской власти и против Сталина. Но на это немцы не отреагировали: сказано идти, значит иди туда, куда тебя гонят. А мы поехали домой на собственных, так сказать, лошадях.

Яприехал домой в село Никополь, где оставалась моя семья.

Меня встретила моя жена Мария с дочкой Валентиной (ей было около 3 лет) на руках. Она плакала. Мария рассказала, что их дочь Галя недавно в муках умерла на ее глазах от заражения крови на ноге. Далее Мария рассказала: «Три недели назад на наше село налетели немецкие самолеты и начали бомбить. Галя была на улице, а когда начала убегать, то упала и ударилась ногой о камень. Когда я подбежала к ней, Галя сказала, что у нее болит ножка. Я посмотрела ее и увидела, что ножка покраснела. Я перевязала ножку и уложила Галю в кровать. А она всю ночь плакала, что болит ножка. Утром меня и других людей под конвоем погнали на аэродром расчищать снег. Ночевать нас пригоняли домой. Вечером я узнала, где в нашем селе находился военный доктор. Утром я понесла Галю к нему. Вместе с доктором стояли активисты сельского совета. Один из них сказал, что мой муж является предателем советского народа. Тогда доктор сказал, что он не имеет никакого права лечить мою дочь. Я с плачем и бедой понесла Галю назад в дом. Только дошла домой, как приехал конвой и меня снова погнали расчищать от снега аэродром. Галя осталась под присмотром бабушки – моей мамы. Вечером нас пригнали домой. Смотрю, а моя Галя уже без сознания, только смотрит своими глазками на меня. А я над ней горько плачу и вижу, как она в муках умирает. Это было 13 апреля 1942 года. Утром советские войска, активисты сельского совета и партизаны покинули наше село. Так что хоронили Галю наши люди, но уже без обоих оккупантов».

Когда мы возвратились домой, наши односельчане рассказали о том, как вступили в село советские войска: «На следующий день вернулся весь советский актив. Они уходили недалеко. Река Донец находится в 45 км. Сразу же сотрудники НКВД арестовали старосту села Ивана Гавриловича Сосновенко (ему было 72 года), а потом полицейских: Г. Карпенко, И. Чучина, Я. Овчаренко, П. Кулинич. В этот же день они были расстреляны как предатели советского народа, а их имущество конфисковано. Их расстреляли на площади в присутствии односельчан. Их жен и детей выгнали из домов, где они жили. Потом начались обыски. Если находили колхозное имущество, то тут же судили и лишали свободы на 10 лет». В это время у моей жены забрали пшеницу и водку. Затем советская власть созвала общие сборы жителей села. Там решался вопрос, кого принимать в колхоз, а кого не принимать. Хоть местные жители меня хорошо не знали, но на сборах говорили, что я, В. Кейс, был неплохим человеком, и, работая при немцах на мельнице, молол муку, в первую очередь, женам советских солдат и не был полицейским. Но один сотрудник НКВД сказал, чтобы обо мне перестали говорить, что я уже арестован на станции Лозовая и скоро предстану перед судом (в действительности, на тот момент станция Лозовая была захвачена немцами). Моя Мария верила всему этому. Она ходила по домам и собирала подписи о своей невиновности. Думаю, что страх заставил ее так поступить. В результате Марию и многих других, чьи мужья ушли вместе с немцами, решено было под конвоем гонять на аэродром для расчистки снега. В колхоз их не приняли. На аэродроме они работали 3 месяца, пока в село не вернулись немцы. Немецкие мотоциклисты напали на аэродром. Конвой сбежал. Женщин немцы пригнали домой (аэродром имени Куйбышева находился в 3 километрах от села).

Выше я написал о событиях, которые происходили в нашем селе зимой 1942 года. Теперь хочу рассказать о нашем Барвенковском районе и о селе Барвенково. Когда немцы отступили первый раз в 1942 году, в село Барвенково вернулся советский актив и органы НКВД. Сразу же был арестован Василий Горб, который был при немцах старостой села. Он был пожилой человек и поэтому даже не думал убегать из дома. Люди не выбирали его старостой. Его назначило немецкое командование без его согласия. Перед войной он 5 лет просидел в советской тюрьме. Советская власть его жестоко казнила: ему выкололи глаза, отрезали уши и нос. Местные жители показали, где НКВД закапывало казненных. Немецкое командование и районная полиция сообщили во все села, чтобы люди приехали и посмотрели, как советская власть расправляется с теми, кто сотрудничает с немцами. Я лично присутствовал на раскопках захоронений. Это был обычный ров, наполовину закопанный с расстрелянными людьми. Многих расстреляли за 2 дня до отступления. Люди узнавали своих односельчан. Над замерзшими трупами плакали дети и жены. Всех их похоронили надлежащим образом в братской могиле. На все это с сожалением смотрели немецкие солдаты. Местные жители оказались в ужасных обстоятельствах, когда не знаешь, как жить при той или иной власти. Кто-то собирал немцам картошку, кто-то подтолкнул немецкий автомобиль, кого-то подвезли на немецкой машине – все подлежали расстрелу.

В то время я работал в земельном отделе. Немцы стали сами назначать полицейских из местного населения. Не согласен – расстрел. В городах люди голодали и поэтому старались переселиться в село. Даже те, кто ждал немцев, разочаровались в них. Они ничего не дали простому человеку. Поэтому многие уходили в партизаны. Сторонников немцев не становилось больше. Получилось так: советская власть грабила простых людей, а пришли немцы, и выяснилось, что они точно такие.

Теперь хочу рассказать о городе Славянске. Этот город не переходил в боях от одной к другой стороне. Немцы пришли в Славянск 9 октября 1941 года и пробыли там до 6 сентября 1943 года. Когда немцы захватили город, то везде были следы массовых расстрелов, которые организовало НКВД. В основном, были расстреляны заключенные местной тюрьмы. Люди бросились к тюрьме, где сидели их родные. Немцы помогали им в поисках. Немцам, наверное, было интересно посмотреть, что делало НКВД со своими заключенными. В городе Славянске находили свежие трупы в канализации, в колодцах, под ступенями здания НКВД. Очевидно, советские войска отступали в панике. Немецкий доктор, который осматривал убитых, сказал: «Наверное, советская власть не думает сюда возвращаться». Стены тюремных камер были в крови. Заключенных убивали прямо в камерах. Их не успели вывезти в тыл. Советская власть не знала, как поведут себя эти люди при немцах. И поэтому их расстреляли по приказу Лаврентия Берия (об этом сообщило немецкое командование). Такие зверства были везде при отступлении советских войск. Так было и в городе Артемовске, где я сидел в тюрьме. Первым делом немцы объявляли, чтобы местное население шло смотреть на жертвы советской власти. А позже сами воспользовались этим примером и чинили зверства над нашим народом.

(Продолжение следует)

Ворота роллетные автоматические что нужно знать о роллетных воротах rolltech26.ru.