Мои жизненные университеты

Мой жизненный путь и жизненные переживания моей молодости на родной украинской земле до 1929 года и Вторая Мировая Война.
Владимир Кейс
(Продолжение. Нач. в № 32)
В начале 1942 года советские войска несколько раз прорывали немецкий фронт на участке от города Славянск до станции Лозовая и доходили до реки Днепр.

17 мая 1942 года немецкая армия пошла в наступление и окружила три советские армии: 57-ю, 6-ю и 7-ю. Ими командовал маршал Тимошенко – так писали газеты. У села 2-я Павловка сосредоточилось огромное количество военнопленных советских солдат. Они стояли толпой под открытым небом – замерзшие и под дожем. Среди них начался голод. Пленных охранял их же командный состав. Немцы вооружили охранников резиновыми дубинками, а те избивали своих солдат, чтобы те не разбежались. Потом их всех пригнали в село Барвенково и разместили в разбитых бараках. Их кормили мясом убитых на фронте лошадей, которое привозили автомобилями. Село 2-я Павловка – большое. В это время там не было ни одного живого человека. Возле каждого дома со всех четырех сторон стояли легковые автомобили. Они были сожжены вместе с домами. А домов было около 500. Через село протекала маленькая речка. Она была завалена разными вещами: орудийными замками, пишущими машинками советского производства, продуктами и тому подобным. Все это уничтожила советская власть при отступлении.

Вместе с военными в немецкий плен попало много гражданского населения. В основном, это были партийные работники, активисты сельских советов, которые проводили политику диктатуры и террора. Они были приписаны к частям советской армии. Это они расстреливали сотрудничавших с немцами людей, когда советские войска освобождали какой-либо населенный пункт. По сути, они не имели к армии никакого отношения. Как правило, это были гадкие подхалимы, которые искали врагов и в самой армии. Многие из них долго блуждали по селам, прятались от немцев на чердаках домов. Как только все немного успокоилось, они стали возвращаться в свои села. Наши люди говорили, что Бог им судья. Они наказаны тем, что теперь они не были хозяевами. Теперь, как и все, были под немцами. Их власть окончилась. Но случалось так, что бывшие активисты советской власти и при немцах занимали свои должности руководителей в сельском хозяйстве. За работу немцы не платили денег. Крестьяне сами запасали себе продовольствие.

Не прошло и трех дней после моего возвращения в родное село, как районная управа сообщила, что на окраине села Некременное, на льду озера, лежат три убитых человека. Снег растаял, и трупы стали видны. Люди говорили, что это местные жители. Я, как работник земельной управы, с другими односельчанами поехал посмотреть на погибших. Приехали. Трупы уже почернели. Первым лежал Филипп Петрович Селиван. Он был старостой в селе Курульки. С ним были два парня. Их фамилий я не знал. Местные жители рассказали, что это случилось около 3 месяцев назад. Они видели, как убитых привязали к хвостам лошадей и притащили в это место. На шеях у расстрелянных до сих пор оставались веревки. Мы пошли в сельскую управу. Новый староста (из местных немцев) был очень зол и сказал, что не собирается проводить расследование и что, наверное, это расстрелянные партизаны. Мы решили ехать в штаб дивизии, который располагался возле нашего села. Когда приехали, наш переводчик обо всем доложил майору. Тот сказал, что скорее всего этих людей расстреляли не немцы, так как у них не практикуется затягивать на шеях веревки. Убитых немцы погрузили на грузовой автомобиль и поехали в село Курульки. Расспросили у жителей села, где живет староста. Подъехали к его дому. К нам вышел пожилой человек. Ему было около 80 лет. Это был отец старосты. Он сказал, что его сын Филипп Селиван и еще два молодых полицейских три месяца назад эвакуировались с немцами и до сих пор не вернулись — может быть, где-то заболели. Тогда немецкий офицер понял, что это были не партизаны, как их информировал староста-немец. Предъявили трупы. Отец увидел мертвого сына – схватился за голову, стал белый, как снег. Через два часа он умер. Жена и дети горько плакали. Прибежали матери молодых полицейских. Было пролито много слез. На следующий день на похороны собралось много народу. Приехал священник. Хоронили сразу четверых, вместе с отцом Филиппа Селивана. Эти зверства были сделаны темной массой колхозных рабов этого села. Они называли себя партизанами. Кстати, руководил ими коммунист, бывший секретарь коммунистической партии села Александровка, который при немцах был старостой. Жители этого села осудили это жестокое убийство и рассказали, как все происходило. Когда немцы отступали, через село проезжало много разного транспорта. Поздно вечером повозку с тремя людьми остановили 6 вооруженных людей. Это было их односельчане. Они арестовали старосту и полицейских, закрыли до утра в пустом доме, а утром вывели во двор и расстреляли. Потом привязали убитых за головы к хвостам лошадей и таскали трупы по улицам. При этом они выкрикивали: «Смерть фашистам!» Потом оттащили трупы на озеро и бросили на льду.

Пришла весна 1943 года. Мы хорошо засеяли поля. Фронт ушел далеко к городу Сталинград. Люди радовались, что настал покой. Потому, что до этого фронт проходил по реке Донец: непрерывно слышны были взрывы и не прекращались бомбежки. Но спокойствие длилось недолго. Советские войска разбили немцев под городом Сталинградом. Снова линия фронта прошла по реке Донец. Мы узнали, что в Сталинграде была взята в плен 6-я армия во главе с генералом Паулюсом. А итальянские войска сами сдались. По нашему селу бродили итальянские солдаты и меняли оружие на хлеб. Немецкие солдаты не пускали их в дома переночевать. В 1943 году мы услышали, что Америка объявила войну Германии. В небе над нашими селами появились американские самолеты, которые бомбили немецкие позиции. Этими самолетами Америка вооружала советскую армию. Тут мы задумались над своей судьбой. Немцы собираются отступать. А что делать нам?

В нашем селе располагался немецкий штаб, жандармерия и военный суд.

Однажды, летней ночью 1943 года, советский самолет высадил на окраине нашего села десант – группу партизан. Эти партизаны разбежались по своим селам. Утром у немцев тревога: они ищут партизан. Но не в нашем селе, а в селе Некременное Александровского района (7 километров от села Никополь). В Некременном раньше убили старосту и двух полицейских (об этом я писал выше). Там активно действовали партизаны. На следующий день в немецкую жандармерию привели двух пойманных партизан. Им было лет по 30. Переводчик не был немцем и хорошо говорил на украинском языке. Он рассказал, что это те самые партизаны, которых вчера ночью высадил советский самолет. Их было 21 человек. 13 парней с того берега реки Донец, а 8 человек были жителями села Некременное. Их там арестовали. Кого в поле, кого на чердаке. В жандармерию их привезли, чтобы судить. Переводчик сказал, что партизан отправят в концентрационные лагеря. У некоторых из них даже не было оружия. Партизаны рассказали, что их высадили на территории, занятой немцами, для того, чтобы они организовали панику среди местного населения, и что в эту ночь советские войска пойдут в наступление. За это советская власть обещала наградить партизан орденами. В наш разговор с переводчиком вмешалась одна женщина. Она спросила, не знаем ли мы, где живет Матрена Карпенко. Я сказал, что знаю, и спросил что случилось. Она рассказала, что в селе Некременное немцы расстреляли ее родственников и что их нужно похоронить. Меня охватил страх. Я пригласил женщину к себе в дом. Переводчик все это слышал и пошел в жандармерию, чтобы узнать о том, что случилось. Вернувшись, он рассказал, что ключевую роль в деятельности партизан в селе Некременное играл староста этого села – немец по национальности. Он сказал партизанам, чтобы они прятались в домах благонадежных крестьян. Один из них спрятался на чердаке дома Ефима Косенко. Лично я, услышав эти новости, очень испугался и хотел ехать в село Некременное. Но переводчик меня предупредил, чтобы сегодня я не покидал свое село, так как в Некременное вошла дивизия SS. И мне ехать туда опасно, поскольку были расстреляны родственники моей жены — как бы староста не впутал меня в это дело. Переводчик пообещал узнать о деятельности старосты села Некременное. О нем ходили разные слухи. А сейчас у него шаткое положение, так как его партизан поймали. Я рассказал о расстреле наших родственников жене Марии и ее матери Матрене. Они стали плакать и решили пойти в село Некременное, чтобы все узнать и, если удастся, похоронить родню. Когда они пришли, то местные женщины сказали им, что сегодня гестапо расстреляло их родственников в овраге за селом. Убитых даже не засыпали землей, а ведь было лето. Потом они пошли к родной дочке расстрелянных, которую звали Саша Лисакова. Расстреляли ее отца, Сашу, мать Маню, жену Ефима (он в это время находился недалеко – в штабе советских войск за рекой Донец, командовал партизанами) и их дочерей: Катю (12 лет) и Нюру (10 лет). Когда моя Мария и теща Матрена пришли к Саше Лисаковой, она сидела у окна и горько плакала. Моя жена Мария часто вспоминала об этом ужасном злодействе, когда мы были уже в Австралии. Саша Лисакова рассказала следующее: «Два дня назад самолет высадил наших партизан. Один из них прятался у моего отца на чердаке. Мои родители даже не знали, что он там прячется. А немцы его там нашли. Другие партизаны не прятались в родительских домах. Их поймали в поле. И их родителей не расстреляли. Когда немцы арестовали моего отца, мать и жену Ефима Сашу, то ее дочки прибежали ко мне. Они бросились мне на шею. Девочки были напуганы, плакали и просили, чтобы я спасла их. В это время по улице немец вел моего отца, маму и Сашу – жену Ефима. Заходят ко мне во двор. Он зашел в дом и забрал девочек. Немец взял их за руки и повел. Девочки идут, с ним рядом и смотрят на него: может, он чем-то угостит. А он, зверь, повел их на расстрел. Я вышла из дома, плачу. А мой отец Саша говорит мне: «Прощай, моя дорогая дочь, пришло время расстаться с тобой и жизнью навеки. Мы ни в чем не виноваты. Грешны мы только перед Богом». Он поднял руки к небу и просил, чтобы Бог помиловал его детей. Немец ударил его в спину прикладом и повел всех пятерых на расстрел. После того, как немец их расстрелял, он зашел ко мне и приказал, чтобы я зарыла трупы, которые лежат в овраге, землей. Я пришла на это место. Меня всю трясло. Отец мой лежит с открытыми глазами, будто смотрит на меня. Голова в крови. Мама лежит лицом вниз. Саша вся в крови. Дети схватили ее руками за шею: тоже все в крови. Я не смогла их зарыть. Я начала рыдать. Тогда одна женщина пришла и помогла мне положить отца рядом с мамой, а Сашу положить рядом с детьми. Всех пятерых мы присыпали землей.

Вот вы пришли, и мы пойдем туда, и больше прикроем их землей».

А это рассказала моя жена Мария: «Мы пришли на место расстрела: Саша, мама и я. Убитые почти не были присыпаны землей. Лето. Мухи кружатся над ними. Саша стала обливаться слезами, касаясь руками их ран. Мы насыпали на трупы землю и отдали им последний поклон. Тут появился тот самый немец (из отряда SS) и прогнал нас».

Таким образом, простые люди за несколько дней узнали, как советское НКВД расстреливало тех, кто сотрудничал с немцами, и как немцы расстреливали целыми семьями тех, кто помогал партизанам. И все эти оккупанты убивали простых украинцев.

Река Донец долго служила границей фронта. С одной стороны — восточный советский фронт, с другой – западный германский. Все это в 25 километрах от наших сел. Больше двух лет не было покоя нашим крестьянам.

Однажды переводчик из жандармерии сообщил нашей сельской управе, что немцы арестовали сельского старосту села Некременное за связь с советской разведкой. По мнению немецкого командования, он причинил много страданий нашему народу. Он заставлял молодых парней расстреливать всех, кто сотрудничал с немцами, а также тех, кто собирается отступать с немцами. Жандармерия провела расследование и приговорила его к расстрелу. Он был расстрелян в нашем селе.

Возвращаясь к расстрелу семьи Ефима Косенко, хочу сказать, что Ефим сохранил свой партийный билет. Он прислуживал своей коммунистической партии, вследствие чего погибла его семья. Ведь это он командовал партизанами. И один из них спрятался на чердаке дома, где жила его семья. Об этом я ему написал в письме в 1962 году. Письмо ему показала сестра моей жены Анна Карпенко, которая жила в те времена в селе Никополь. Она мне потом писала, что, когда читала Ефиму письмо, он горько плакал. Перед смертью, наверное, к нему пришло прозрение. Он был одинокий и тяжело больной человек.

1 августа 1943 года я с семьей покинул свое село.

(Продолжение следует)