Можно ли победить коррупцию?

Евгений Фиалко
Можно ли наше общество излечить от коррупции? Можно, если лечить причину, а не следствие.
Безусловно, коррупция, как какой-то вирус в почве, всегда была, есть и будет. Но задача государства — не давать ей развиваться, не создавать для нее благоприятные условия, иначе, разросшись до угрожающих размеров, она может уничтожить и само государство.
Некоторые считают, что если бы взяточников строже наказывали, мы бы давно с ними покончили. Доля истины в этом есть.
Однако почему тогда до сих пор ловят коррупционеров в Китае, хотя их уже сотнями казнили с позором, на глазах у тысяч людей? Почему в Древней Греции с продажных судей сдирали живьем кожу и обивали ею кресло новому судье, но и это их не сдерживало не брать взятки?
Чего тогда можно ожидать от нового закона Украины о коррупции, который должен вступить в силу 1 апреля (и день-то выбрали такой не случайно!)?
Трудно, просто невозможно, представить, чтобы тот, кто выучился, получил должность, скопил состояние благодаря, в первую очередь, коррупционным действиям, стал защищать нас от коррупционеров. Это нечто из рассказов барона Мюнхаузена, который сам себя за волосы вытаскивал из болота.
Когда болен весь организм, надо и лечить весь организм, а не мазать зеленкой пальчик и показывать всему свету.
Какие меры препятствуют распространению коррупции, как инфекции, или, говоря медицинским языком, какие нужны прививки, чтобы не бояться подхватить эту болезнь?
Пожалуй, главной можно считать идеологию. Если у человека есть идейный стержень, высокая мораль, ему противен будет сам факт участия в коррупционной сделке.
Как-то мне пришлось принимать процедуры в физкабинете одной из дружковских больниц. Было это давненько, но уже при независимой Украине. За ширмами находились другие больные, и медсестра, пожилая, добрая женщина-хлопотунья, сновала из кабинки в кабинку, что-то включая, выключая, поправляя. Конечно, все, что говорилось, было хорошо слышно. И вдруг я стал свидетелем одного диалога (точнее — монолога).
— Уберите! Немедленно уберите! — услышал я приглушенный, захлебывающийся от негодования голос медсестры. — Ишь чего придумали! И больше никогда мне так не делайте!
Видимо, какая-то женщина протянула ей деньги, чтоб та получше ее обслужила. Конечно, этого никто видеть не мог, так как кабинки были плотно задернуты шторками — идеальный вариант для взятки, тем более невинной. Но кипение голоса медсестры говорило о том, что она глубоко оскорблена и задета таким отношением к себе. А шепот показывал, что женщина не пытается это афишировать — она просто брезгует, как будто ей предложили напиться из грязной лужи…
На второе место я бы поставил создание условий, которые делают бессмысленной дачу взятки. Хорошо известно, что, чем больше передаточных звеньев между заказчиком и исполнителем, чем больше нужно пройти согласований и разрешений, тем больше приходится нести «накладных расходов» в виде неизбежных взяток. Отказавшись от административно-командной системы, мы создали такого монстра, что советские бюрократы кажутся теперь невинными мальчиками. Если раньше госучреждения помещались на двух этажах исполкома, то сейчас они занимают все четыре, не считая отдельно стоящих зданий по всему городу, причем этому процессу конца-края не видно.
Когда я после университета в середине семидесятых годов пришел работать в школу, гороно вместе с бухгалтерией занимало несколько комнат на втором этаже по ул.Ленина,13. Помимо завгороно, было два инспектора (одна из них курировала детские сады) и методист. Количество детей было примерно таким же, как сейчас. Но сейчас отдел образования занимает двухэтажное здание (бывшая станция юных техников) плюс отдельное помещение методической службы (другая бывшая станция юных техников). Продекларированная недавно финансовая самостоятельность школ означала только то, что бухгалтера школ как сидели, так и должны были сидеть в централизованной бухгалтерии гороо, а директора школ должны были ездить за каждой бумажкой туда и согласовывать любой свой шаг с начальницей гороо. Нарочно не придумаешь.
Когда я работал директором школы в начале 90-х годов, тогда впервые появилось такое понятие, как спонсорство. Обратившись к некоторым из предпринимателей за помощью школе, я вдруг открыл для себя одну вещь: почти все говорили примерно следующее: «Вам, для школы, мы дадим, а для гороно — нет. Это бездонная яма». Что изменилось с тех пор?
А то, что теперь спонсорская помощь чуть ли не включается в план, выставляется необходимый процент внебюджетных поступлений — все, кто причастен к школе или детскому садику, в первую очередь, родители, облагаются данью, своеобразным «школьным налогом». Причем этот процесс настолько «увлекательный» и затягивающий, что конца и края ему никогда не будет. Если когда-то все начиналось и заканчивалось скромным ремонтом классной комнаты (побелить, покрасить), то сейчас в моде пластиковые окна, а в одном детском саду уже объявили сбор денег на так называемый «еврозабор».
Кстати, в этом году городской голова публично поблагодарил (то есть поставил всем в пример) начальницу гороо за то, что в школах и садиках было собрано 500 тысяч гривень на ремонт. Он назвал это большой помощью городскому бюджету. Но насколько законны такие действия? Не похлеще ли это пресловутого фонда «Турбота», где ведется хотя бы формальный учет? И куда ушли сэкономленные бюджетные деньги? Насколько разумно они тратились? Кто контролировал этот процесс?
В принципе так можно дойти до той же ситуации, что мы наблюдаем сейчас в здравоохранении, когда нам приходится платить за каждый свой шаг. Ведь шантаж здоровьем ничем не отличается от шантажа будущим наших детей.
Получается, что за все эти годы мы не только не реформировались в сторону прагматичных и прозрачных отношений, а все больше и больше погружаемся в болото совковой бюрократии, которая теперь … будет бороться с коррупцией!
Реформы давно нужны Украине как воздух. Однако заинтересованы ли в них наверху или там рассуждают по принципу: «коррупцию нельзя победить — ее можно только возглавить!»