О «Карнавальной ночи» под Новый год

Анатолий Панасейко

Нельзя представить Новый год без любимого всеми фильма, главная героиня которого, увы, ушла этой весною в мир иной…

 В 1957 году, в глухом архангельском лесу, в зимнюю стужу, в неуютной солдатской столовой, демонстрировался новый художественный фильм «Карнавальная ночь».

На следующий день один из зрителей, по устному приказу командира части, был освобожден от служебных  занятий — для написания благодарственного письма исполнительнице главной роли Людмиле Гурченко.

…Письма для юной чаровницы поступали тогда мешками. Поступали со всего света: от школьников до властителей островных экзотических государств.

…Путь к триумфу начался для Люси с трехлетнего возраста, когда они с папой устраивали дворовые концерты.

А во время оккупации Харькова она пела чужеземным солдатам. Пела, спасая себя и маму от голодной смерти.

После войны — под баянный аккомпанемент пришедшего с фронта родителя — выступала на базарах, в пивнушках.

И пользовалась оглушительным успехом. Немецкие солдаты при ее появлении значительно говорили: «Артистка!» То есть специалист высокого класса.

А когда Люся показала этот класс на экране, нашлись коллеги-завистники, обозвавшие ее выскочкой, однодневкой.

К унижению народной любимицы приложила руку и родная страна. За «Карнавальную ночь»  в государственную казну поступило 350 миллионов рублей, из которых основной заробитчанке отвалили аж восемь тысяч!

А затем на 15 лет перекрыли дорогу на экран. И снова борьба за выживание. Адская, изнуряющая, истязающая работа на бесконечных гастролях.

После вынужденного киношного простоя — шедевральное народное искусство: «Двадцать дней без войны», «Вокзал для двоих», «Любимая женщина механика Гаврилова»…

Свое последнее интервью Артистка закончила просьбой: «Не забывайте меня».

Не забудем, милая Людмила Марковна! И будем чтить сердечными словами, как Евгений Евтушенко:

Когда я был свежей огурчика,

я был влюбленным

в Люду Гурченко,

и в голосок ее,

и в талию,

и в танцы стиля своего,

почти подобного летанию,

когда не весят ничего.

Задиристая харьковчанка,

ты пела,

думая слова,

то боевая, как тачанка,

а то, как девочка, слаба.

И как в черемуховом дыме

прошедших дней,

бессмертных дней

когда мы были молодыми

ты пела Родине своей.

Когда вы шли с Басилашвили

сквозь леденящую пургу,

мы все любовью вашей жили...

Чем я помочь сейчас могу?

И пела ты с такою болью,

слезами чистыми омыт,

мой стих про клеверное поле —

пусть вновь оно тебе шумит.

Прощай, единственная Люда,

прости

и счастлива будь, что

была обиженная люто,

но и счастливая зато.



Понравилась статья? Оцените ее - Отвратительно!ПлохоНормальноХорошоОтлично! (Нет оценок) -

Возможно, Вас так же заинтересует:
Загрузка...