«Пока в каждом городе не появится свой Майдан, изменения не наступят!»

Валерий Мурашко
на Майдане, декабрь 2013 г.

Евгений ФИАЛКО

Он поехал в Киев 27 ноября.
— На 28-е намечался Вильнюсский саммит, — говорит предприниматель из Дружковки Валерий Мурашко, — и я понимал, что в случае неподписания договора об Ассоциации с ЕС что-то начнется…
Революцию 2004 года он провел «на диване», возле телевизора, поэтому второй раз оставаться наблюдателем не хотел.
Двадцать девятого ноября из Вильнюса приехали лидеры оппозиции и выступили на Майдане. Около полуночи Валерий с сыном, живущим в Киеве, уехали домой. А в полшестого утра позвонили друзья и сказали, что студентов избила милиция.
Они взяли такси и помчались в центр города. Майдан был пуст. Коммунальщики сгребали следы кровавого разгона.
Они поднялись на Михайловскую площадь. Там стояло несколько десятков человек, среди них были ребята и девушки, жестоко избитые «Беркутом».. Возле памятника княгини Ольги начался стихийный митинг. С востока Украины там были, пожалуй, только Валерий Мурашко и его сын.
До 11.00 народу было очень мало. Потом стали подтягиваться киевляне. Брались за руки вдоль улицы и кричали: «Киев, вставай!» Рисовали плакаты. К 16.00 приехала машина с колонками, подошли Луценко, Портников, к вечеру собрались политики-оппозиционеры. Решили на следующий день, 1 декабря, провести Вече.
Сбор начался в Шевченковском парке возле университета. «Поначалу, — говорит Мурашко, — мы не знали, сколько выйдет людей, поэтому было немного тревожно. Однако, когда вышли на Бессарабку (начало Крещатика), увидели людское море, через которое нельзя было пройти — народ поднялся! Грудь наполнилась радостью!»
В этот день было много событий: Вече, провокационный штурм администрации президента, снос памятника Ленину, захват зданий КМДА и Дома профсоюзов… Кстати, мы с ним были постоянно на телефонной связи, и иногда приходилось подсказывать, что происходит вокруг, так как телевидение вело репортаж с нескольких точек. Так произошло, например, когда Валерий двигался в колонне протестующих к администрации президента, где в это время разыгрывалась масштабная провокация. Возможно, наша информация помогла ему избежать участи сотен невинных людей, попавших под дубинки и слезоточивый газ «Беркута».
Противостояние с диктатурой перешло в более жесткую фазу. Наш земляк решил остаться в Киеве.
Каждый день он приходил на Майдан и делал все, что мог: участвовал в пикетировании суда, телеканала «Интер», Кабмина, помогал налаживать быт тем, кто жил на Майдане. Была установлена палатка от Донецкой области, в которой постоянно проживало человек 25-30: из Горловки, Макеевки, Краматорска и, конечно, Дружковки. Двоих Валерий поселил на квартире у сына. Он попросил опубликовать в нашей газете свой номер телефона, чтобы все, кто хотел приехать на Майдан, были уверены, что им помогут обустроиться. Он приобрел украинский флаг, написал на нем «Дружковка» и укрепил на донецкой палатке. Флаг простоял до страшной ночи 11 декабря, когда «Беркут» и Внутренние войска предприняли очередную попытку зачистки. Все, что попадалось им на пути, было уничтожено.
Валерий позвонил мне в начале третьего ночи: «Начинается зачистка — мы с сыном вызвали такси и едем на Майдан». Я уже следил за этими событиями по телевизору, и опять, как и 1 декабря, мы стали обмениваться информацией. На Майдан попасть было невозможно, так как он был окружен Внутренними войсками и спецназом. Тогда Валерий с сыном и другими киевлянами стали в цепь по улице Институтской, чтобы не пропустить на подкрепление и спецтехнику.
Штурм удалось отбить. А когда со всех сторон, как весенние ручейки, на Майдан хлынули подоспевшие киевляне, отряды милиции стали убираться прочь.
— Почему ты, не колеблясь, отправился на Майдан? — спросили мы у Валерия Мурашко.
— Пожалуй, главным был внутренний протест против беззакония. Я не мог больше с этим мириться и жить. Примерно таким же было настроение у всех, с кем я общался все это время на Майдане. Эти люди были заряжены огромной положительной энергией. Возникла какая-то новая общность людей, живущих внутренней гармонией. При этом наши политические взгляды далеко не всегда совпадали. Однако политика на Майдане вообще была на десятом месте… Всех объединяло чувство собственного достоинства: чем больше нас запугивали или старались игнорировать, тем больше все понимали, что будем стоять здесь до конца, до самой смерти…
Валерий говорит, что наибольшим авторитетом среди майдановцев пользовались как раз те политики, кто постоянно находился здесь все эти месяцы, дни и часы: Луценко, Парубий, Кубив, Руслана…
К выходцам из восточной Украины здесь относились с большим уважением. Как-то, когда трудно было с дровами, один хромой «бандеровец» (западенец) привез машину дров своим землякам, однако, узнав про донецкую палатку, половину сгрузил нашим землякам: «Я буду вам кожен день дрова возити! — сказал он. — Я навіть не міг уявити, що тут є донецькі!»
Валерий попал домой только на Новый год, простояв перед этим в цепи охраны возле сцены во время грандиозного концерта «Океана Эльзы». В Дружковке он успел поучаствовать в митинге на Октябрьской площади 5 января и снова уехал в Киев. Назад вернулся через месяц, совсем больной. Думал, подлечиться и поехать снова. Но не получилось… Об этом сейчас жалеет больше всего. Ведь там, на Майдане, гибли люди, которых он знал и которые навсегда останутся для него лучшими представителями рода человеческого. Они принесли себя в жертву, чтобы мы стали, наконец, свободными. Нельзя забывать об этом!
— Все, что я делал и делаю, — говорит Валерий Мурашко, — имеет одну цель: я хочу, чтоб скорее к руководству пришли новые люди, которые бы управляли честно и профессионально. Я хочу, чтобы поменялись не лица, а система. Пока в каждом городе не появится свой Майдан, изменения не наступят!