Посвящается любимому городу

Нина ФОМИНА

Родные края

Когда-то надо оттолкнуться
От берега, где жил и рос,
И утром ранним окунуться
В хмельные россыпи берез.

Под трели песен соловьиных,
Под жар пылающих зарниц,
Пред тем, до слез родным, единым,
Напоенным добром криниц.

И синим воздухом напиться,
И в росную упасть траву,
И вновь, как Феникс, возродиться
В тот город, где сейчас живу.

Э. Мацко посвящается

Я вам назначу встречу у фонтана,
Не знаю, то ли в шутку иль в серьез
Вы подойдете утром ранним,
Чтобы решить пегасовский вопрос.

Пусть дождь иль ветер,
Не дай Бог — цунами,
Иль глыбы гор предстанут на пути,
Но долг святой витает между нами,
Чтоб смех и юмор людям донести.

Спустившись с гор крутых,
Высот Парнаса,
Крылатый конь копытом вдруг забьет,
Чтоб доказать, что «Выбрыки Пегаса»
Лишь море счастья в дом вам принесет.

Теперь есть место встречи у Дружковки
Свиданий деловых и прочих дел
Спасибо вам за праздник
И сноровку —
Тем, кто в фонтанном деле преуспел.

Дружковский снег

Откуда-то, из-под небесья,
Из бездны, что разверглась вниз
Пушистый, легкий, бесконечный
Снег лег на скошенный карниз.

И мягкой белою ладонью
Укрыл озимые в полях
Из закромов своих бездонных.
Под покрывалом вся земля.

Не тяжело такое бремя,
Знать, волшебство в одной поре,
Зима наверстывала время,
Что пропустила в декабре.
И до рассвета, в такт бессонию,
По нотам, сброшенным с небес,
Игралась снежная симфония
Ля, си, а может фа-диез.

И город замер в ожидании
И онемел от красоты
Что, прилетев из мирозданья
Нашла для всех людей мосты.

Железные журавли
(памятник чернобыльцам в
г. Дружковка)

Они летят железной крепкой стаей,
Как наша память о прошедших днях,
Как мысли, что не могут нас оставить,
О настоящих, диких журавлях.
Навтречу солнцу, разрывая небо
И наши думы о полынь-траве
И вместе с ними улетают в небыль
Те, кто не смог остаться на земле.

Прекрасен мир в своем простом величье,
Он хрупок и зависит от людей,
Когда настанет фаза безразличья
И смерть войдет в свой грозный апогей.
Кричат сердца, разумности основа,
Земля нас не поймет и не простит.
Набатом бьют: «Не повторите снова
Чернобыльско-полынный геноцид!»

Заря взойдет над городом златая,
Перечеркнув минувшее вчера,
Но на восток летит стальная стая,
Как символ возрожденья и добра.

Бабушкина вышиванка

Память предков — отзвук журавлиный,
Тихий шепот стареньких икон,
С нею связь прочна и воедина,
Словно, светлый колокольный звон.

Через временной, сикристый иней,
Через вековой слоистый дым,
Только в снах встречаемся мы с ними,
Общностью, генезисом одним.

И храню я древнее начало,
Из седых веков родной привет:
Блузку, что бабуся вышивала
Без очков и в 80 лет.

Легкие стежки, как писем строки,
Давнего душевного огня…
Вышиванка бабушки далекой
До сих пор хранится у меня.

Осенняя Дружковка

Осенние листья — хрупкие, легкие кусочки застывшего солнца на древесных ладонях. Заморозки раскрасили их в неимоверные узоры, радующие глаз. Но они же их и сбросят с веток. Подует холодный ветер и потянет кораблики-мечты с материнских пристанищ. Дерево их давно отвергло, закрывшись порами на зиму, а листва все еще держится из последних сил за материнские ветки, с трудом и с сожалением покидая свой дом.
Листья, падающие с деревьев, похожи на наши несбывшиеся мечты — упали, оторвавшись о т дерева, улеглись на холодную землю и пропали, никому не нужные, кроме дворника с шустрой метлой, который за их сбор получает деньги. Сожгут костры, и наши мечты развеются по миру, превратившись в чьи-то души, более молодые чаянья и надежды. В этом закон бытия, и от этого никуда не деться.
Нужно только благословить происходящее и отпустить его в пространство с миром.

Спасибо за доверие

Ох, уж эти воскресные трамваи! Людей море. Вспоминается старинный бородатый анекдот по поводу, куда кто едет. Мне-то на лито, а куда остальные-то спешат?
На передней площадке трамвая у железного ящика с песком пристроиласся дидусь, такой древний, с палочкой, что его года бросаются в глаза. Молодежи, сидящей рядом, нет. Видя такое дело, уступила я деду свое место. Сама стала рядом. Расчувствовался от благодарности дедок, разговорился.
— Мне уже 89 лет, — говорит он. А я ни разу не пил, не курил, — заявляет он неожиданно.
— А как же традиционные, военные 100 грамм? — хитро спрашиваю его, определяя, что по годам подходит он к воевавшим.
— Это было, все правильно — уточняет дед. — Я участник войны, инвалид, но после войны меня никто не видел пьяным и курящим! — с гордостью заявляет он.
— Обещаете дожить до 90 лет? — спрашиваю его.
Дед приосанился:
— Я, милая, собираюсь до 100 дожить, но все равно спасибо за доверие, — с благодарностью заявляет он.
И какое-то теплое чувство осталось от этого быстротечного двухостановочного разговора. Я вышла на своей остановке, а дед-ветеран поехал дальше. Постарайся же, дедушка, оправдай наше доверие! Живи до 100 лет, радуй детей и внуков своей добротой.

Кошка сошла с ума

«Надо же, и кошки могут сойти с ума», — сделала вывод я, смотря, как наша Маруська с рычанием бросилась к двери, держа в зубах хозяйственную резиновую перчатку. На ее яростные вопли кинулись еще четыре наших кота. Они пытались отобрать у нее добычу. Не тут-то было! Маруська лапами раздавала пощечины налево и направо, так как рот у нее был занят. Вслед за котами ринулась и я, пытаясь отобрать у нее перчатку. «Не дай Бог еще проглотит», — мелькнула мысль. Я потянула за край перчатки, но, выпучив глаза и раскрыв когти, она начала отбиваться тепреь и от меня. И вдруг я увидела причину такого поведения. Вместе с перчаткой в зубах у нашей умницы была зажата мышь, вот почему перчатку отпустить было невозможно! Я открыла дверь на улицу, и Маруська с грохотом выпала из нее и там пообедала. Вот такая интересная история.

Две коленки, три мочалки

Купаю внучку. Налила в ванную воды, намылила мочалку. Говорю внучке:
— Три коленки.
Внучка внимательно смотрит на меня и сообщает:
— Бабушка, ты не умеешь считать, две коленки!
Сказанное ею доходит до меня не сразу, а когда дошло — рассмеялась и начала объяснять:
— Когда моются, трут коленки мочалкой, это называется три коленки, поняла? — спрашиваю внучку.
— Поняла, — отвечает.
— Что ты поняла? — на всякий случай уточняю я.
— Две коленки, три мочалки, — на полном серьезе отвечает внучка.