Средь шумного бала…

И снова о Пушкине… О том времени… Далеком, но всегда волнующем. Предание, как отдаленное эхо, доносит до нас немало событий, связанных с жизнью поэта. Ушла в далекую даль пушкинская эпоха. Не увидишь теперь мужчин во фраках, перевелись пышные балы, не встретишь на улицах спешащих карет... Но остался Пушкин, которого с упованием мы читаем, вздыхая над томиком его стихов. Хочется увидеть его мир, подышать его воздухом, и губы шепчут: «Пушкин, Пушкин!»
Балы… Чопорное действо прошлых веков. В России они появились благодаря Петру І. В 1717 году он издал указ, в котором повелел создать балы для забавы и досуга. После Петра І балы превратились в чисто танцевальные вечера, ставшие обязательной, неотъемлемой частью светской жизни. Пышные балы не перевелись и в пушкинские времена, блиставшие в самых модных, богатых и привлекательных домах высшего света. Быть на балу считалось делом чести. В те времена в Петербурге жила некая княгиня Н.П. Голицына, которую называли «Пиковой дамой». Когда-то ей было предсказано, что она умрет ночью, и она изменила образ жизни: днем спала, а поздно вечером в ее доме начинался съезд гостей, двор переполнялся каретами. Нескончаемый поток экипажей подъезжал к парадным воротам, к входной колоннаде, освещенной большими факелами, чье пламя весело трепетало в ночи. Княгиня славилась не только пышными, роскошными балами, но и привлекательностью, красотой и загадочностью. У Пушкина завязка «Пиковой дамы» отнюдь не вымышленная. За образом старухи-графини скрывался реальный человек — Н.П. Голицына, мать московского генерал-губернатора. Внук ее, Сергей Голицын, рассказывал Пушкину, что он однажды проигрался и пришел к бабке просить денег. Денег она ему не дала, зато назвала три карты: «тройка, семерка, туз». Внучек поставил на них и отыгрался. Это сильно подействовало на Пушкина, на его воображение, отсюда и появился замысел «Пиковой дамы».
На этот раз бал у Голицыной обещал иметь большой успех. Были приглашены гастролировавшие в Петербурге бельгийский скрипач Иосиф Арто и композитор Люлье. Ожидали императора Николая I с императрицей, в честь которых давался бал. Было много света, музыки. Кругом мундиры, фраки, цветы, вееры, декольте, платья, сплошь вышитые серебром, экстравагантные прически со страусовыми перьями и белыми кружевами. Бальный зал с позолоченными плафонами, большие картины, богатая мебель. А.С. Пушкин с женой в числе приглашенных. Все мужчины, глядевшие на нее, не знали, чем больше восхищаться: совершенством ее точеного лица, безупречностью груди, невообразимой талией или волнующим изгибом улыбающихся губ. Сдержанный шум поднялся при виде необычной, впечатляющей пары. Ее женственность, совершенная красота, очарование — все это привлекало внимание и зависть дам высшего света. Появление императора заставило всех застыть на месте, оркестр умолк, и гости покорно выстроились по обе стороны зала. Все внимание было устремлено к дверям, откуда появилась императорская чета. Его лицо, движения олицетворяли благородство, власть и силу. Улыбающийся, довольный приветливыми поклонами в реверансе, он двигался медленно: его волевые сверкающие глаза, казалось, кого-то искали. За императорской свитой толпа гостей постепенно смыкалась, чтобы ничего не пропустить из интересного зрелища.
Грянула музыка… С низким поклоном подходили кавалеры, беря за кончики пальцев дам. Вздымающиеся волны кружев то летели, как крылья бабочки, то касались пола, то ластились вокруг стройных ножек. Но что это?
Взгляд императора и умоляет, и приказывает… Его рука в белоснежной перчатке осторожно прикасается к ее талии. Этой паре расчищен зал. «Мадам, ваш только один взгляд приносит мне больше, чем радость»…
За ужином они рядом. Радость захватила Натали — даже царь покорен ею! В этот вечер она впервые с ним кокетничала. Танцуя с нею или разговаривая, он намекал на Дантеса, а она только опускала глаза. Пушкин каким-то особым чутьем знал все, что говорил ей Дантес, знал, что говорил ей император. В грохоте гремящих оркестров, вокруг радостных и веселых лиц Пушкин был грустен, одинок, задумчив и озабочен. Его блуждающий, рассеянный взгляд был сосредоточен лишь на жене. Это зрелище для Пушкина нестерпимо. Уже одно прикосновение чужих рук вызывало в нем ревностную бурю. Особенно раздражало и печалило его ее излишнее кокетство. Бывая в разлуке, он писал ей: «Я хочу немного тебя пожурить. Ты, кажется, непутем искокетничалась. Помни, что кокетство не в моде и почитается дурным тоном, в нем толку мало»…
Заботы, семейные и материальные, мешали поэту спокойно работать. Он писал: «Петербург совершенно не по мне, ни мои вкусы, ни мои средства не могут к нему приспособиться». Ложи в театре, расходы на выездные туалеты, чтобы Наталья Николаевна «заметно блистала», требовали непомерных расходов. Но что было делать?
Пушкин должен был поддерживать тот уровень жизни, как требовал этикет.
Да, был момент, когда, устав от света, от балов, от интриг, поэт хотел сбежать в деревню. Но Наталье Николаевне хотелось присутствовать в Аничкове, в Зимнем дворце. Трудно вынести на суд разговор о ее виновности или невиновности в трагедии поэта. Эта канва споров заключает в себе неисчислимые варианты. И нельзя поставить здесь точку, потому что все могло быть не так, а иначе. На предложение поселиться в деревне Наталья Николаевна тихо вздыхает. Ведь здесь сам император обязательно пригласит ее на кадриль или мазурку… Она видела, как это угнетает мужа, но перед ним была чиста. Потом она жалела, вспоминая его лицо, выдававшее, что он всеми помыслами был уже там, в родном Михайловском, и верил, что именно там его посетят спокойная жизнь и вдохновение. И в то же время Пушкин тонко и глубоко чувствовал и воспринимал желания и мысли своей жены. Он гордился поклонением ее непревзойденной красоте и опасался, как бы по молодости лет и неопытности она не уронила своего достоинства. А потом всплыли и другие обстоятельства, помешавшие отъезду. Поместье было в таком неприглядном виде, что, прежде чем ехать туда, предстояло привести в порядок хотя бы жилой дом, а это требовало немалых средств.
Время шло, семья росла. За шесть лет совместной жизни родилось четверо детей: Мария, Александр, Григорий, Наталия. Управлять домом становилось труднее. Мучили нехватка денег, долги. Помимо материнских обязанностей, Наталья Николаевна должна была присутствовать на балах, раутах, сопровождать императрицу во время выездов на званые вечера. Пушкин верил, что жена его умна и не ошибется в своих действиях, несмотря на молодость.
А как он скучал, будучи в разлуке с нею! «Не еду к вам по делам, ибо печатаю Пугачева, только бы поскорее быть дома», — пишет он в одном из писем.
Лето 1836 года… Последнее лето А.С. Пушкина. Они жили на даче, в Царском Селе. Они любили это место, любуясь прекрасным ухоженным парком, его аллеями. В месяцы, проведенные в Царском Селе, они были счастливы. С утра А.С. Пушкин писал, закрывшись в кабинете, и в доме наступала полная тишина. Здесь он обретал радость семейной жизни, супружества, отцовства и покоя.
…Наша группа туристов в городе Пушкине (бывшем Царском Селе). Время пощадило, и чудом уцелел небольшой особняк с мезонином на углу Пушкинской улицы, почти напротив Александровского парка, где были так счастливы Пушкины.
Здесь поэт написал строфы «Евгения Онегина» — письмо Онегина к Татьяне.
После реставрации здесь открылся музей для посетителей. Воссоздан кабинет поэта, где его навещали В.А. Жуковский, Н.В. Гоголь, А.И. Тургенев, П.А. Вяземский и др.
На маленьком журнальном столике романы «Красное и черное» Стендаля, «Собор Парижской богоматери» Гюго, которые она читала в то лето. Сохранилась ее незаконченная вышивка цветных узоров. В других комнатах на стенах — виды Крыма, Кавказа, скалы Гурзуфа, портреты А.С. Пушкина и Н.Н. Гончаровой.
На окнах легкие тюлевые занавески, цветы и птичьи голоса в саду за окном… Свет и тишина… И кажется, все здесь дышит семейным счастьем, не предвещая перемен…
Подготовила
Стелла СОЛОНЕНКО