Встреча

Стелла СОЛОНЕНКО

Мысль написать об этой встрече долго не выходила у меня из головы. Бывает так: роясь в своем «счастливом архиве», по памяти перелистывая его страницы, состоящие из сотен встреч, впечатлений, ищешь тему по душе. И вдруг появляется что-то не свое… Шутка ли сказать — чужая жизнь! И оказывается, в ней есть зигзаги, есть и тупики. Да, молодость — это хорошо! А вот когда тебе уже далеко за…, когда сверх головы покуралесил, когда свобода была в радость, а теперь в тягость, начинает холодить одиночество, и тогда берет сомнение: а верно ли ты прожил жизнь? Где же семья, та самая, что была в тягость в молодые годы, но такая необходимая сейчас? И вот вспыхивает, накатывается прозрение…

День разгорался теплым, солнечным светом, хотя и осенним. Я шла по дороге под тихий шелест опадающей листвы и отрадно, всей грудью, вдыхала его. С осенней печалью вспомнилось, что в эту пору поэты слагают стихи, а любовь, пришедшая по весне, иногда, как и птицы, в эту пору года улетает… И подняв голову к небу, просишь птиц: «Унесите мою печаль!» …Когда я зашла в одну из городских маршруток, судьба свела меня со школьным товарищем, Сашей.
Нас в школе ничего не связывало. Мы учились в разных классах, но зато жили на одном поселке, Яковлевке, неподалеку друг от друга. У нас были разные увлечения: он катался с ребятами зимой, на коньках, мы же, девчонки — на санках, с горы Яковлевской школы до рынка. А летом у них — рыбалка, у нас — речка. Для меня полной неожиданностью оказалась эта встреча.
Выйдя из маршрутки, он уже ждал меня. Казалось, тот же, хотя какое там… Был тоненьким юношей, а стал полноватым, прихваченным сединой и морщинами на лице, но с глазами, не утратившими интереса к жизни. Конечно, за прошедшие годы мы стали другими. Приближаясь навстречу, с улыбкой и дружеским рукопожатием, он произнес: «Очень рад, что встретились, просто рад». Я спросила: «Где сейчас обитаешь, где живешь, какая дорога привела сюда?» «Не собирался. Так получилось, проездом. Решил проведать родственников и могилу матери, пройтись по Яковлевке, услышать голоса далекой нашей молодости… Сейчас все не то, не так. Годы и годы я не заглядывал сюда, а теперь чуть ли не бегом. Эти дома, улицы, что некогда были родными, теперь не те. Я опоздал. Но все равно оживало полузабытое. Звучали голоса друзей, оживали их лица, которые я растерял».
Я очень внимательно слушала, участливо кивала головой и ничему особенно не изумлялась. Мне нельзя было уйти от этого разговора, ведь в прошлом мы были детьми одного времени, одной эпохи. Память не отпускала его, придерживала и меня.
Глубоко затянувшись сигаретой, прижмурив глаза как бы от душевной боли, он продолжал:
— Прошел мимо парка, где в первый раз встретился с ней. Думал обойти всю территорию, да где там! Все уже не то…
Моя память ожила, воскресла, пробудилась, когда он заговорил о парке. Ведь здесь прошла наша молодость, в той чисто-хрустальной поре, затмившей все. Во мне осталась бесконечная до слез нежность, солнечный свет, любовь и тоска… Память о прошлом не потускнела, не стерлась. Теперь все запечатлено в морщинках, в седине волос, в улыбчиво-вспоминающих глазах… Что же осталось в сегодняшнем дне? Осталась память сердца.
Так стояли мы долго, не в силах прекратить воспоминания. Людям, не видевшимся десятилетия, есть о чем поговорить и что вспомнить. Перейдя на житейские темы, он спросил: «Как твоя семья, муж?»
— Нет его, умер. Я постоянно чувствую щемящую боль, когда вижу рядом не занятое им пустое кресло... Время врачует далеко не все душевные раны.
— Вот ты какая однолюбка! Мы с тобой очень разные люди. А я запутался, заврался, гнал себя в гульбу и клялся, что этого больше никогда не будет, не повторится. С женой разъехался, развелся. Сегодня жаль ее и себя. Это все в молодую пору, когда жизни не видать конца и не знаешь ей цены. Сегодня я осужден на одиночество. Моим собеседником теперь осталось зеркало, где я вижу себя уже другим человеком — сникшим и потухшим. Забыть бы все, да не забывается… Я уже давно не молод. Понимаешь, поздновато я за себя взялся. Прости, я очень откровенно с тобой говорю, потому что знал я тебя еще со школьной скамьи.
Он опять закурил, придержал в себе затяжку, собираясь с мыслями. Уныние, потерянность сковывали его лицо.
— Не знаю, как жить дальше? Кому я нужен? — с тоскою спрашивал он.
— А назад разве дороги нет? — спросила я, готовая одарить его множеством добрых советов.
— Как это назад? Кто меня примет?
— Пойми, надо было жить так, чтобы и другим ты был нужен — без этого нет смысла в жизни. Ты был бы хорошим отцом и дедом…
— О, если бы!.. Обратной дороги у меня нет. С чем я приду назад? Что скажу?
Сохраняя школьную дружбу, ни от чего не отрекаясь, я слушала его исповедь, в которой он, многое переосмыслив, нашел мужество сказать — виновен сам.
От него, казалось, веяло обаянием и прошлым успехом у женщин. Годы, конечно, многое нарушили, но не смогли одолеть его горделивую стать.
— Ты знаешь, с тебя хоть пиши киносценарий. Такие фильмы сейчас в моде, — с улыбкой сказала я. — Каким же ты был самонадеянным!
— Моя вина, моя!
С убедительной твердостью он прижал свою руку к груди. Он был сам себе судьей.
Долгая беседа, воспоминания затянулись. Вечерние сумерки обнимали город. Я с улыбкой смотрела на этого изысканного, постаревшего джентельмена. Он мог бы прожить иную жизнь. Была бы рядом семья, дети и в радость — любимые внуки. О, сколько бы всего было!
Прощаясь, он сказал: «Так рвался сюда заехать, но теперь до боли сжимается сердце. Заехал на день, другой — и назад. Захотелось, чтоб родная Дружковка обогрела теплом из прошлого».
— Так у тебя ностальгия? — спросила я.
— Да! Ведь некогда я жил здесь. После окончания института отработал в Алма-Ате, потом Воркуте, сейчас осел на Урале. Сегодня я одинок, как перст. Моих спутниц по жизни уже нет, они отошли в мир иной. Так захолодило, хоть в петлю…
Лицо его сделалось серьезным и задумчивым.
— Завтра уезжаю. Рад, бесконечно рад, что побывал в родной Яковлевке, посмотрел на до неузнаваемости похорошевший город. Тут и небо другое, и воздух другой. Спасибо тебе за встречу, за то, что терпеливо выслушала меня.
По дороге он преподнес мне цветы. Одним словом, остался и в преклонном возрасте джентельменом. Я с улыбкой поблагодарила его. Мы распрощались. С деревьев облетали листья. Он пошел по усыпанной ими дороге, с печально-влажными глазами, помахав мне рукой на прощание. Я ответила тем же жестом, держа в руке его цветы.