Жертвы и палачи. Рассказ о том, что происходило в Дружковке в мае-июле 2014 года

Евгений ФИАЛКО

Трагические события весны-лета 2014 года по-прежнему воспринимаются многими дружковчанами по-разному. Некоторые утверждают, что они «не почувствовали оккупации благодаря городскому голове Валерию Гнатенко».Другие с удовольствием бы сейчас повторили заголовки статей в городских газетах того времени (ДР и ДНЛ+) типа «Ополчение грозит преступникам и помогает бедствующим», да пока побаиваются. А часть людей вообще делает вид, что ничего не знали и не видели, потому что сидели дома и политикой не интересовались и не интересуются…
Мы тоже хотим рассказать историю о двух людях, проживших вместе в любви и согласии 22 года, занимавшихся бизнесом и особо не вникавших в то, что происходит вокруг. Это Николай и Ольга Меренковы, хозяева магазина-кафе «Донбасс». Когда в мае 2014 года начались грабежи предпринимателей, они закрыли его и проводили время, в основном, в родительском доме на улице Бурденко.
Как-то, уже в июне, к Николаю подошли два известных в городе предпринимателя, занимавшиеся сбором денег для «ополчения», и сказали: «Нужно помогать». Он отказался. «А ты не боишься?» — спросили они. «А чего мне бояться? — ответил Николай. — Я ни у кого ничего не брал, честно плачу налоги — чего мне бояться? А «их» я поддерживать не буду». «Ну, смотри, — намекнули они, — у тебя такая машина…»
События в Дружковке шли своим чередом. Ввели комендантский час — якобы для того, чтоб бороться с бандитами и пьяницами. Меренковы не относились ни к тем, ни к другим и восприняли все спокойно. Как-то на улице увидели «Ниву» без номеров, которая раньше обслуживала больницу — в ней ехали братья Зиновьевы. Узнали, что комендантом города стал Медведок, начальник паспортного стола. Слышали, что арестовывают наркоманов и пьяниц — ну, так давно пора…
Приехала на каникулы дочь, учившаяся в Одесской юридической академии, и они все больше времени проводили на Бурденко.
1 июля Ольга с дочерью пошли на квартиру (выше площади Ленина), а Николай остался один. Вскоре подъехали две машины с вооруженными людьми. Руководил ими Артем Шуляк, сотрудник уголовного розыска дружковской милиции и, очевидно, «по совместительству» работавший в «ополчении».
Они приставили к его голове автоматы, надели наручники. Старший потребовал ключи от машины «Тойота Прадо». Сел за руль и выехал из гаража.
— Что происходит? — возмутился Николай.
— Там объяснят. Нам сказали — все забрать и привезти, — ответил «совместитель».
Забрали, действительно, все: ноутбуки, деньги (Меренковы предварительно сняли их, потому что банки работали хуже и хуже), документы на дом и квартиру…
Николая (в шортах, футболке и шлепанцах) привезли в «НКВД» (так называлась комендатура возле музыкальной школы, в 50 метрах от исполкома) и кинули в подвал, в камеру смертников.
Пришел комендант «Васильевич». Он уже некоторое время как сменил Медведка и теперь на различных совещаниях сидел рядом с Гнатенко. С ним вошли Шуляк, чеченец и еще один боевик.
Васильевич сказал что надо, чтоб Николай переписал на них магазин и кафе «Донбасс».
— Если не перепишите, — сказал он, — сюда привезут вашу жену и дочь, и чеченцы будут их насиловать на ваших глазах.
— Забирайте все, — ответил Николай, — только оставьте нас в покое!
— Ну, нет, — сказали ему, — в живых мы тебя уже не оставим.
«Почему они решили его убить? — говорит Ольга Владимировна. — Я думаю, потому, что мой муж хорошо знал и дружил с одним человеком,занимавшим высокий пост в Киеве, а «опполченцам» не нужна была лишняя информация наверху. Однако расстрелять сразу они не могли, так как ждали нотариуса, чтобы официально оформить передачу «Донбасса». Тогда как раз закрылись нотариальные конторы. Когда я потом приходила к Васильевичу просить о муже, он отвечал, что они его выпустят, но дней через пять. На самом деле, они ждали нотариуса».
Это была камера смертников. Меренков, в шортах и футболке, не мог ни сидеть, ни лежать. Передачи, что приносила ему жена, не доходили. В туалет не выводили — для этого тут валялось несколько пластиковых бутылок. В основном, он стоял у зарешеченного окна, которое выходило во внутренний двор, и пытался понять, что происходит и как возможно такое бесправие и беззаконие…
На следующий день к нему бросили двух москвичей — окровавленного отца и сына.
Они приехали забрать из Дружковки тещу, потому что здесь шла война «бандеровцев против русскоговорящего Донбасса». На путепроводе их остановили «ополченцы», защитники «русского мира». Когда мужчина запротестовал, ему прострелили ногу, кинули в машину и повезли вместе с сыном в «НКВД». Жену по пути выкинули. Кстати, этот москвич оказался довольно влиятельным человеком, хозяином частного завода, имел связи на самом верху в Кремле и заявил об этом «ополченцам». Однако ничто не могло остановить тех, кто «грозил преступникам и помогал бедствующим»…Потому что им приглянулась его машина.
Вечером отцу и сыну нарисовали зеленкой круги на лбах, накинули целлофановые пакеты и вывели. После этого Николай их не видел. Заодно, кстати, пометили зеленкой и его.
А 1 июля, когда Меренкова арестовали на Бурденко, в 16.30 они нагрянули на его квартиру. Там были жена и дочь, которые пока ничего не знали. На стук они не стали открывать и пытались выяснить, что это за люди и зачем они пришли. Пока шли переговоры, Ольга Владимировна успела позвонить Бережному, исполнявшему на тот момент обязанности начальника милиции. Тот ответил, что ничего не решает, и посоветовал обратиться к Медведку. Она позвонила ему: «Что нам делать? Защитите нас!» Тот сказал: «Откройте дверь!» и пообещал перезвонить…
Они открыли — в квартиру ворвались Шуляк с чеченцем и поставили двух женщин к стенке.
Дочка стала кричать и плакать. Тогда чеченец заорал: «Я тебе сейчас горло перережу и стрелять не буду!»
Они начали рыскать по квартире и искать ценные вещи. Забрали даже ноутбук дочери, с которым она ходила на занятия.
Чеченец все время кашлял, и Ольга Владимировна предложила дать ему таблетку.
— Я тебе сейчас брюхо вспорю! — подскочил он к ней.
— Детка, что же ты такой злой? — сказала годившаяся ему в матери женщина.
— Мне таблетки не помогут — у меня пуля в легких, — буркнул он и отошел.
Когда «обыск» закончился и они сгребли все, что им пришлось по душе, Ольга Владимировна спросила: «К кому нам обратиться за объяснением?»
Шуляк ответил: «Приходите завтра к 9 часам в комендатуру».
Когда «ополченцы» ушли, она позвонила в Киев другу семьи и все рассказала. Тот якобы позвонил Гнатенко и спросил: «Что там у вас происходит?» Гнатенко ответил, что он ничего не решает (об этом же говорили и предприниматели, приходившие к Николаю «за помощью»). «А зачем ты тогда там сидишь?» — будто бы сказал и положил трубку.
Утром они с дочерью пришли к комендатуре. Там лежали мешки с песком, было много вооруженных людей и подъезжали и отъезжали дорогие иномарки с «ополченцами», «отжатые» у предпринимателей (или «подаренные») для «нужд самообороны». Женщины подошли к автоматчикам и попросили, чтобы их пропустили к Васильевичу. Его кабинет был в помещении государственной службы охраны, которая продолжала функционировать как ни в чем не бывало…
На прием уже пришло несколько человек. Ольга Владимировна узнала главного санитарного врача Дружковки Виктора Степанца. Его буквально трясло от переживаний.
Зашли без очереди работники ГАИ. Оба в форме. Поприветствовали Васильевича, о чем-то доложили. А, когда выходили, тот похлопал старшего по плечу и сказал: «Так держать!»
Пред ними в кабинет вошла предпринимательница, у которой накануне «ополченцы» забрали весь товар. Она дала Васильевичу конверт с деньгами, который тот кинул в большой картонный коробок.
Все это время по коридору прохаживалась блондинка в военной форме — медработник одной из дружковских больниц, ставшая «фронтовой подругой» коменданта Дружковки.
Затем вошли Меренковы, поздоровались, увидели прямо у стены кучу автоматов, гранатометов и другого оружия.
Ольга Владимировна рассказала об обыске и спросила:
— Скажите, что мой муж сделал плохого?
Рядом стояли Шуляк и чеченец, которых Васильевич специально вызвал. Когда Ольга Владимировна перечислила все, что они забрали, он грозно посмотрел на Шуляка и сказал:
— Все, что она перечислила, ты отдал, а где золото (ювелирные изделия)?
Тот покраснел
— Ты знаешь, что за это расстрел? Ничего, разберемся… А по поводу мужа, я ничего не знаю.Разберемся.
— Может, нужно какой-то штраф уплатить? — спросила она, намекая на взятку.
— Я разберусь, — ответил Васильевич.
Кстати, он показался Ольге Владимировне рассудительным, спокойным, умеющим говорить с людьми. Рассказал, что он бывший военный (на вид ему было лет пятьдесят), из Симферополя. Уже 15 лет не курит и не пьет. Дружковка ему понравилась.
— Хочу из нее сделать образцовый город — без пьяниц и наркоманов, — сказал комендант. — Есть люди, которые нас поддерживают — вот думаем нашего человека прокурором сделать — а вы не хотите нам помогать.
По поводу Николая он сказал, что нужно ему посидеть дней пять — такой, мол, у них порядок.
А затем приказал Шуляку отвезти женщин к «Донбассу», куда он подъедет чуть позже.
Когда они вышли во двор, их «Тойота Прадо» с вооруженными «ополченцами» как раз въезжала во двор. Женщины спросили, кто Саша Беркут? Тот сидел в машине. Подошли и попросили его вернуть автомобиль. Беркут ответил: «Нет! Машина нужна самообороне!»
По пути к «Донбассу» Шуляк мимоходом спросил, где лежали ее ювелирные украшения. А когда приехали, сказал, что ему нужно отлучиться по важному делу. Через некоторое время он вернулся.
Подъехал Васильевич, осмотрел «объект», и он ему понравился.
— Мы сюда переведем комендатуру, — сказал он. — Здесь хорошие подвалы — будем в них держать пленных, а то у нас уже тесно.
Отъезжая, он напомнил Шуляку: «Ты не забыл, что тебе расстрел?»
Из «Донбасса» они тоже забрали все, что им понравилось, даже заглянули в кастрюли. И затем повезли сдавать в прокуратуру.
Шуляк предложил Ольге Владимировне съездить на Бурденко и еще раз посмотреть место, где лежали ювелирные украшения. Она согласилась. Они приехали, вошли в дом, открыли дверцу шкафа и увидели… ее шкатулку. Правда, не на том месте, где она всегда стояла…
Решив, что теперь должны выпустить их мужа и отца, 3 июля мать с дочерью снова пришли к комендатуре. Увидев подъехавшего Васильевича, они бросились к нему через охрану:
— Мы же все отдали, что вы хотели — верните нам Николая, — сказала Ольга Владимировна.
— Я же сказал — через пять дней, — ответил тот и пошел.
Видать, нотариус еще не приехал…
А она продолжала звонить во все концы, в том числе и предпринимателям, после разговора с которыми забрали ее мужа. В ответ слышала одно: «Мы ничего не можем»…
4 июля во дворе комендатуры жгли костры из каких-то бумаг — что-то назревало, и подчищали следы?
А утром 5 июля (день бегства Гиркина из Славянска) здесь стояли только юнцы 16-17 лет с автоматами. Остальные сбежали. В небе гудели самолеты и время от времени пикировали на город, имитируя ракетный удар.
Мать с дочерью стали просить «юных гиркинцев» пустить их к Николаю.
— Кто? Хозяин «Донбасса»? Так его приказали «в расход», — ответили те.
Женщины стали в отчаянии прорываться к подвалу. Их не пускали.
Когда самолет пролетел почти над головами, один из юнцов сказал:
— Уходите отсюда! Сейчас начнут бомбить комендатуру — ваш муж уцелеет, потому что тут крепкие стены, а вы погибните.
И они решили побежать на Бурденко, чтоб переждать там бомбежку.
А в это время в комендатуру, в подвал, вернулся мужчина, работавший тут завхозом — что-то хотел забрать. Он услышал стук из камеры смертников и открыл ее.
Николай решил, что пришли за ним, и закричал:
— Стреляйте здесь, чтоб жена и дочь потом похоронили меня на кладбище. Не хочу валяться где-то в посадке!
— Выходи! — сказал ему завхоз.
Николай не сразу поверил своему освободителю, а когда вышел, тот вывел его через другую дверь, где не было охраны.
Он добежал до площади, взял такси (к удивлению, их было много) и поехал на Бурденко.
Жена его как раз вызвала такси, чтоб ехать снова к комендатуре, и подумала, что это за ними. Выскочила к машине, а навстречу идет Николай, ее Николай…
— Я его не узнала, — вспоминает она. — Это был совсем другой человек с глазами загнанного зверя… За пять дней они морально его убили.
7 июля они подали заявление в милицию. Следователь прямо сказал: «Что вы хотите? Никто искать не будет!» Не знали они, что в соседнем кабинете сидит тот самый Артем Шуляк, который успел уже уйти с «ополчением» в Горловку, но, поняв, что там ничего хорошего не светит, решил вернуться на «основное место работы»…
Здесь же, в милиции, они впервые увидели украинских нацгвардейцев и обрадовались так, как радовались советским воинам жители освобожденных от фашистов городов.
— У меня полностью поменялось представление о том, что происходит сейчас в Донбассе, — говорит Ольга Владимировна, — жаль, что для этого пришлось пройти такие испытания…
А через две недели в город прибыла военная прокуратура, и Шуляка арестовали прямо на рабочем месте. За несколько дней до этого он встретил Николая Меренкова на площади Ленина и стал перед ним на колени:
— Прости меня, — сказал он, — это все начальник милиции мне приказывал. А машина твоя сейчас в Горловке — на ней Безлер ездит.
Только тогда и понял Николай, что его палач и грабитель спокойно служил в «ополчении» и милиции одновременно. И даже после всего случившегося его никто не собирался увольнять…
— Что мне от твоего извинения! — ответил он и пошел.
А через месяц Николай Меренков заболел онкологией. Могучий 48-летний мужчина, имевший 140 килограммов веса, не выдержал пережитого стресса… Он до последнего боролся за жизнь, но 4 июля 2015 года (ровно через год после освобождения) его сердце остановилось…
Суд над Шуляком сейчас входит в завершающую фазу. Очевидно, в конце февраля — начале марта мы узнаем приговор.
Но будет ли суд над теми, кто привел в наш дом войну и не покаялся, не сделал никаких выводов и в любой момент готов снова разжечь кровавую бойню?