Михайлов гарем

Но как ей было больно! Рис. Анны Селищевой

Надежда ОНИЩЕНКО

Зина проснулась утром словно от толчка изнутри. Мысли ее вернулись к событиям минувшего дня. Она, вчерашняя, очень себе не понравилась. То, что она сделала, было подло по отношению к Дарье и Михаилу. Он нравился ей как человек, как мужчина и муж. Но у нее и в мыслях не было разрушать их семью. Они с Дарьей словно пара лебедей: убьешь одного — другой тоже умрет.
Страх и раскаяние охватили ее. Она соскочила с кровати, быстро переоделась и, забыв запереть дом, побежала в перелесок. Пусто. Прохладно. Роса. Она прислонилась к дереву, под которым вчера остался Михаил, и горько заплакала, упрекая себя в содеянном. Стала на колени, взмолилась: «Прости меня, Господи, помоги мне исправить ошибку и искупить мой грех»… Умылась росой, направилась в село и увидела идущего на работу Михаила.
— Зина, ты что здесь делаешь? — удивленно спросил он.
— Ищу вчерашний день, чтобы вычеркнуть его из нашей жизни. Прости меня. Подставила я тебя. О Дарье забыла. С тобой была — о Лёне думала…
— Я это понял… Но я …
Она перебила его:
— Ни в чем ты не виноват. Если бы я сама этого не хотела, ничего бы не было. Прости и забудь. И будь счастлив с Дарьей. Не говори ей ни в коем случае: это испортит все. От меня никто никогда не узнает. Это я тебе обещаю. Поверь, пожалуйста, каждому моему слову…
Прошло несколько недель. Зина поняла, что у нее будет ребенок. Она обрадовалась. Она очень хочет его. Но как же быть? Решила уехать из деревни. Попыталась устроиться в Харькове. Но без паспорта не прописаться, без прописки не берут на работу, а время идет…
Как-то одна из нянечек, убирая в игровой комнате, где Дарья работала над сценарием утренника, среди прочих новостей, сообщила самую «горячую»: «Поговаривают, что у Зины ребеночек будет».
— Ребеночек! Это замечательно! У нее никого нет: ребенок умер, Леня не вернулся с войны. Должен же кто-то быть рядом с нею в жизни — они с Леней детдомовские.
— Эх, Климовна! Вы же знаете наших сплетниц! Все очернят, осудят… Говорят: «Хорошо кто-то приголубил гордячку», — и смеются ехидно.
— Помнишь, Ганна говорила: «Материнство — не грех. Женщине Богом дано быть матерью». Плохо, когда нет детей, — грустно сказала Дарья.
— Я-то ее не осуждаю. — ответила няня. — Жаль, что не все это так понимают, как вы.
После работы Дарья быстренько пришла домой, собрала гостинцев (молока, сметаны, творожку: она знала, что у Зины этого нет), и пошла навестить ее. У калитки встретила мужа, пришедшего с работы, сказала ему, куда идет.
— А что случилось? Она заболела? — поинтересовался он.
— Беременность — не болезнь: у нее ребеночек будет, — сообщила Дарья и, поцеловав мужа, ушла.
Его словно кипятком обдало. «Боже милосердный! Это мой ребенок… Мо-о-й!». Он места себе не находил, ожидая возвращения Дарьи. Все это время, что прошло после случившегося в перелеске, его мучили угрызения совести, и проницательная Дарья замечала, что с ним что-то происходит. Но он, следуя совету Зины, ничего не говорил. Теперь ситуация изменилась. Что делать? Как быть? Очень тяжело было на душе…
Дарья пришла тихая, задумчивая. Всплакнула. Обеспокоенный Михаил осторожно обнял ее, ласково спросил:
— Что тебя так расстроило? — и сердце замерло в ожидании ответа.
— Счастливая она. Сильная. Трудно ей будет: она очень одинока, но бодрится. Надо поддержать ее. Тревожится, как роды пройдут. Первые роды были очень трудные. У ребенка родовая травма, поэтому и умер. Она теперь панически боится рожать. А ребеночка очень хочет. В нем видит смысл своей дальнейшей жизни и на все готова ради него. Кто отец — не говорит. Да я и не спрашивала: неприлично лезть человеку в душу. Захочет — сама скажет.
Хотела еще что-то добавить, но передумала.
Однажды Дарья сказала Михаилу, что Зина хочет купить приданое малышу, чтобы было в чем из роддома забирать и чтобы дома было все необходимое.
— А говорят, до рождения ребенка этого делать нельзя. Я ей сказала, что куплю все, пока они будут в роддоме. А она сомневается: хорошо ли это?
— Конечно, хорошо, — убежденно сказал Михаил. И Дарья успокоилась.
Схватки начались ночью. Зина наскоро собралась и пошла к Дарье и Михаилу. Постучала у калитки. Собака залаяла. Сонный Михаил вышел на крылечко. Узнал в чем дело — сон, как рукой сняло. Проводив Зину в дом, быстро оделся и на велосипеде понесся в колхозный гараж за председательской машиной. Но Зина, прежде, чем идти к машине, сказала:
— У меня просьба к вам. Если со мной что случится, возьмите ребенка себе. Знаю: ему у вас будет хорошо. Я выросла в детдоме. Не хочу, чтобы мой ребенок был детдомовским или рос у неизвестных мне людей. Не говорите мне успокоительных слов, только скажите: возьмете или нет?
— Не волнуйся. Возьмем. Мы надеемся, что все будет хорошо, — ответили супруги, и успокоенная Зина, поддерживая руками живот, направилась к двери. Потом остановилась и переспросила: «Возьмете? Правда?»
— Правда. Возьмем!
В машине Зина сказала:
— Я напишу заявление о том, чтобы спасали жизнь ребенка, если сложится такая ситуация.
— Не пугай себя. Думай о хорошем, и все будет хорошо, — успокаивала ее Дарья.
На рассвете им сообщили, что Зина родила двойню — мальчики. Роды были с осложнениями, но прошли неплохо. Дети в порядке. Рост, вес — все в норме. Мамашу надо будет поберечь после выписки.
— Вообще-то, хочу отметить — она героическая женщина, — подвел итог врач. — Вы отправляйтесь домой. Отдохните, успокойтесь. Можете подъехать во второй половине дня.
Он сказал, что можно привезти Зине, и, пожелав всего доброго, ушел. Михаил опустился на лавочку у стены, и Дарья увидела, что ему нехорошо. Забеспокоилась, позвала медсестру. Она принесла и дала выпить Михаилу какое-то лекарство. Когда бледность сошла с его лица, сестричка сказала, что теперь все в порядке:
— Переволновался он. Это бывает, — успокоила она Дарью.
— Едем домой. Машину я поведу, — сказала Дарья.
Дома, усадив Дарью на стул, Михаил стал перед нею на колени и, глядя своими голубыми-голубыми глазами в ее черные, бездонные, как пропасть, очи, сказал:
— В твоей власти казнить меня или помиловать за правду, которую я сейчас открою тебе.
— Не пугай меня. Очень тебя прошу, — промолвила Дарья, холодея в предчувствии чего-то невероятного, непостижимого.
— Дети, которых родила Зина, мои, — еле слышно сказал Михаил.
— Как твои? — прошептала Дарья, с трудом сохраняя самообладание.
Михаил грустно-грустно посмотрел на нее и, опустив повинную голову на ее колени, заплакал. Дарья впервые видела Михаила таким растерянным, печальным и виноватым. Ей стало искренне жаль его. Она знала, как он хотел иметь детей, и все эти годы чувствовала себя виноватой перед ним. Теперь у него есть дети. Дарья была потрясена неожиданным признанием любимого мужа. Мысли путались в голове. Все вокруг поплыло перед глазами, и она словно провалилась куда-то.
Очнулась на кровати в окружении людей в белых халатах. Силилась что-то сказать Михаилу, но ее просили помолчать. Вскоре под воздействием успокоительных уснула. Михаил не отходил от нее. Почему-то вспомнил, как вскоре по прибытии на фронт, после налета вражеской авиации, увидел на краю воронки раненого. Молоденькая сестричка громко плакала над ним, вытирая слезы бинтом, зажатым в руке. Боец лежал на спине. Грудная клетка его была разворочена, и оголенное сердце, припорошенное землей, несколько секунд делало последние удары — реже, реже, и с каждым ударом слабее…
Таким же оголенным, раненым виделось ему сердце Дарьи. Было невыносимо горько от того, что эту рану нанес он, тот, от кого она не ожидала.
Проснулась. Взглянула на часы. День, а она не на работе! Хотела встать, но почувствовала сильную слабость.
— Не надо вставать. Полежи, — в один голос попросили обе мамы: они пришли навестить Дарью и Михаила, а тут такая ситуация!
— На работу пора, — забеспокоилась Дарья.
— Там все в порядке. Сегодня обойдутся без тебя, — успокоил ее муж.
— Надо повезти передачу Зине. Узнать, как они все себя чувствуют. Возьмите тетрадь и карандаш. Записку напишите. Спросите, что ей надо.
Пока мамы собирали передачу, сказала Михаилу, чтобы ничего не говорил им и Зине:
— Пока она в роддоме, все остается, как было. Мы не можем бросить ее и детей. Решение о том, как быть дальше, будем принимать не сгоряча, а по здравому смыслу и совести, по-человечески.
Дарья и Михаил ежедневно навещали Зину. В день выписки приехали с цветами и шампанским. Медсестры поднесли Михаилу два белоснежных сверточка, перевязанных голубыми лентами с пышными бантами, и сказали: «Получите ваших долгожданных сыночков!» Они полагали, что Михаил — муж Зины. Он вопросительно посмотрел на Дарью, и она, подбадривая его, сказала: «Смелее, папаша!» Он взял детей, прижал к груди. Ему очень хотелось увидеть их, но личики были прикрыты белоснежными кружевными уголками.
Я не берусь описывать чувства Михаила и душевное состояние двух женщин, смотревших на него сквозь слезы…
Зину, которой еще противопоказано было садиться, уложили на заднее сидение в машине. Михаила с детьми на руках усадили рядом с Дарьей, севшей за руль. И они поехали домой. Из всех окон роддома им улыбались и махали руками. Кто мог, вышли на крылечко и тепло проводили их, пожелав здоровья и счастья. Дарья умело вела машину. Остановилась у своего дома. Зина встревожилась: почему здесь? Дарья объяснила: в суматохе забыли, что в ее доме надо протопить, и никто не вспомнил, что в него надо как-то попасть. Где ключ? Зина забыла, куда положила его, когда уезжала в роддом.
Для Зины и детей приготовили комнату. Там Дарья сложила все, что купила для новорожденных. Всем очень понравилась кроватка для малышей, сделанная колхозными умельцами по просьбе Михаила.
Татьяна Евдокимовна и Ольга Павловна накрыли праздничный стол. Зина, стоя, принимала поздравления и подарки. Все встали, приветствуя ее. Она, тронутая вниманием и заботой, которых так мало знала в своей жизни, заплакала. После торжественной части ее уложили в постель и принесли еду.
Пришло время кормить детей. Дарья по очереди подала их Зине и забрала в кроватку, когда они поели. Скольких детей она держала на руках! Какие чувства испытывала к ним, ожидая собственных, таких желанных! И вот они, дети ее мужа и другой женщины, в ее доме… Она пеленала их… Ей хотелось приложить их к своей груди, испытать счастье кормления… Она подавала их Зине, потом укладывала в кроватку… Подобных чувств она не испытывала никогда… Вышла из дома и, забившись в дальний уголок во дворе, заплакала.
Михаил нашел ее, обнял, осыпая поцелуями, тоже плакал и говорил самые нежные, самые ласковые слова, какие только знал. Она не противилась, не гнала его… Но как ей было больно!
Умывшись холодной водой, возвратилась в дом, а он, не находя себе места, пытался заняться чем-нибудь во дворе, но все валилось из рук.
В доме кипела работа. Детей и Зину искупали, постирали пеленки, высушив (погода была хорошая), проутюжили. Видя все это, Зина думала: «Господи, что бы я делала дома одна? У меня совсем силы нет…»
Наблюдая, как они разговаривают, с полуслова понимая одна другую, Зина думала о том, как хорошо находиться среди людей, которые любят тебя или просто сочувствуют и желают добра. Ей было совестно. «Они не знают правды» — думала она. Решила, выбрав подходящий момент, во всем признаться. И будь, что будет… Но, (в который раз!) усомнилась: нужно ли это делать? Не навредит ли эта правда всем? Обещала же она Михаилу, что от нее никто ничего не узнает. Но побаивалась, что все узнают от Михаила: он не из тех, кто, поджав хвост, спрячется и промолчит. Правда, во всей этой ситуации есть два «но». Во-первых, когда давала обещание Михаилу, они не знали, что будет ребенок. Во-вторых, вспоминая первые роды, думала, что умрет. Поэтому просила Дарью и Михаила взять ребенка себе. Если бы умерла, может быть, никто бы ничего не узнал. Как быть теперь? Зина была в растерянности. Уехать до рождения детей, как она хотела, не получилось. Она мучительно искала выход из положения. Дарья сказала ей:
— Зина, ты поживи у нас, пока окрепнешь, сможешь сама обходиться. Наши мамы присмотрят за тобой и детьми.
Ольга Павловна и Татьяна Евдокимовна приходили утром перед уходом Дарьи и Михаила на работу. Заботились о Зине, как о родной дочери. Следили за питанием, чтобы, не дай Бог, не пропало молоко. Не подпускали ни к какой работе, говорили:
— Главное для тебя поправить здоровье, окрепнуть. У тебя впереди вся жизнь. Чтоб детей растить, здоровье надо иметь. Побереги себя.
Требовали, чтобы Зина выполняла все рекомендации врача. Делали это тактично, не надоедали напоминаниями. Дети были спокойные: поели, погуляли, поспали.
Зина не догадывалась, что за два дня до ее приезда сюда в этом доме состоялся тяжелый для всех разговор, и все всё знают.
Когда Михаил сообщил маме и теще о ситуации, сложившейся в семье, мать воскликнула:
— И это я слышу от моего сына?! Как ты мог?!
— Давайте не будем обсуждать этот деликатный вопрос. Что сделано, то сделано. И что бы мы ни говорили, ничего не изменить. Я так думаю: нет худа без добра, — сказала Ольга Павловна.
— Как это понимать? — удивилась Татьяна Евдокимовна.
— Сейчас главное — правильно это понимать. Есть дети. И есть вопрос: как быть? Его и надо решать, — ответила Ольга Павловна. — Обычно в таких случаях бросают жену с двумя, тремя детьми и уходят к любовнице, родившей ребенка, заявив: «У нее мой ребенок». Будто те, которых оставляет, не его. У вас нет детей. У Зины есть. И Миша отец.
— Зина не любовница мне. Я Дарью любил, люблю и никуда не собираюсь уходить. Ни-ку-да! Только бы она простила меня. Но дети у Зины мои… Я хотел детей, хочу и люблю их…
— Дарья, ты что скажешь? — в один голос спросили матери.
— Что сказать? Я понимаю тебя, Миша. А себя сейчас чувствую так, будто живу на развалинах нашей любви. Мне жаль каждого камушка на этих развалинах, — сказала Дарья, едва сдерживая слезы.