Памяти Виктора Муханько

Виктор Муханько

Виктор Муханько

МОЕМУ ДРУГУ

11 февраля исполняется два года, как его нет с нами.

«Нам фотопамять может все вернуть!..»

Просматривая свой фотоархив, я часто вспоминаю своего друга Виктора Муханько, так рано ушедшего из жизни.

Мы познакомились около 20 лет назад. Судьба свела нас как людей, увлеченных фотоделом. Я был директором учебно-производственного комплекса, а он фотожурналистом в газете «Дружковский рабочий» и часто посещал наш учебный комплекс.
Виктор оказался интересным, замечательным человеком, отличным рассказчиком, опытным охотником и знатоком фотодела.
Исколесив просторы Дальнего Востока и Колымского края, к которому прикипел душой, он мог бесконечно долго рассказывать о природе, о людях, с которыми сводила его жизнь.
Бывший военный, он обладал хорошими профессиональными качествами: токарь, фоторепортер, журналист.
В память о нем остались его книги «Последний костер», «Память сердца», «Свет погасших костров».
Как жаль, что так рано он ушел из жизни!
Ушел мой друг в последний путь,
Оставив нам в сердцах и боль, и память…
Владимир Политыко

 

НЕОКОНЧЕННОЕ

Виктор МУХАНЬКО

И сказал мне старец на прощанье:
«Себе путь ты никогда не омрачай.
Легкие дороги — в наказанье,
А тяжелых сам не выбирай».

Будешь ли у отчего порога,
Иль судьба забросит тебя вдаль,
Пусть живут забота и тревога
В сердце да щемящая печаль.

Береги все родственные связи,
Попусту друзей не обижай...
..............................................
От редакции. Это неоконченное стихотворение Виктора Муханько публикуется впервые.

ПАМЯТИ МУЖА

Струна надсадно зазвенела… —
Оборвалась.
Душа рассталась с бренным телом… —
Оторвалась.
В горишнем мире воспарила —
Покой, уют.
На землю грешную взглянула —
Там слезы льют.

Не надо плакать, не угасла
Душа моя!
Живут же книги, их читают —
Еще пока.
Кометою на небосклоне…
И снова мрак.
У эпитафии надгробной
алеет мак.
«Погашен свет твоих костров,
Дни в серой раме облаков».

Татьяна МУХАНЬКО

Второй иль первый, дело не в числе,
По жизни шли мы, друг мой Виктор,
рядом.
И в фото, как в любимом ремесле.
Искали жизни смысл, а не награду.

На прочность проверяла нас судьба,
Порой бывали в жёсткой круговерти.
Дал Бог не знать позорного столба,
Но ты из тех, кто был по нраву смерти:

След в след шагала, просто по пятам,
То бурей наряжалась, то метелью.
Тащила по болотистым местам,
Не раз толкала к горному ущелью.

Ты выбирал всегда дорогу вверх,
Тебя тайга суровая манила,
А то гнала, но подпускала ближе всех
И в объективе чудеса творила.

Хребты в папахах, лес во всей красе,
Взлёт куропаток и в реке медведи,
И репортаж в газетной полосе,
И вновь свиданье с Колымою-леди.

Ты по ночам с ней долго говорил
И у костра в любви ей признавался,
Но столько боли в сердце накопил,
Что рано слёг, но долго не сдавался…

И вот ушёл мой друг в последний путь,
Оставив нам в сердцах и боль,
и радость.
Ведь фотопамять может всё вернуть.
Жить в душах наших — высшая награда.

Владимир Политыко

ПОСЛЕДНИЙ КОСТЕР

По рассказу Виктора Муханько

Был конец сентября,
И тайга, сбросив яркие платья,
Погрузилась опять
В свой анклав неразгаданных слов.
А вершины, горя,
В белых шапках стояли, как братья,
Повернув время вспять
Надвигающихся холодов.

А в капкане небес
Плыли темно-лиловые тучи,
Будто вестники зла
Напускали тумана вокруг.
Край безмолвных чудес,
Что манил нас всегда, но и мучил,
У немого костра
Греем души и я, и мой друг.

И костер «понимал»,
Что для нас он, наверно, последний.
Что покинем простор.
Первым рейсом домой, по весне.
Нам тепло отдавал
И напомнил слова старой песни:
«Не за огонь люблю костер —
За тесный круг друзей».

Надежда БОРО

ДЕД БАЛАБАЙ

по рассказу Виктора Муханько

Колыма! Здесь сотни лагерей
После смерти Сталина закрыли.
Нету оправданья для «зверей»:
Жертв их без фамилий хоронили.

На жестянке «Щ» и 42 (сорок два)
Не было имен у заключенных,
А начлагов трассы Джелгала
Все «чумою» звали обреченно.

Бывший питерский студент
(дед Балабай),
В лагерь он попал за анекдоты —
Здесь в тайге вся жизнь его прошла.
Но осталось человечье что-то.

Взгляд голубовато-серых глаз,
Крючковатый нос и в странной шляпе,
Чем-то завораживал он нас:
Был молчун — ведь отсидел за «ляпы».

Сколько вынес на своих плечах,
Выдержал страдания и муки.
Умер одиноким, завещав
Отнести на «зековский причал»,
Чтоб не быть с товарищем в разлуке.

Двадцать пять годков туда ходил,
Аккуратно холмик был ухожен —
И «Портвейн с собою приносил,
И две пачки «Беломора» тоже...

Умер и поселок Джелгала —
Некому поправить даже крестик.
«На могилках их поет пурга» —
Таковы слова тюремной песни.
Надежда БОРО



Понравилась статья? Оцените ее - Отвратительно!ПлохоНормальноХорошоОтлично! (Нет оценок) -

Возможно, Вас так же заинтересует:
Загрузка...