«Увидев наш блокпост, мы разрыдались…»

Оксана БАРКАЛОВА

Я запомнила эту женщину, когда делала репортаж на празднике Флага возле нашего горсовета. Над зданием торжественно поднимали государственный прапор, а она была единственной, кто плакал. Искренне, украдкой смахивая слезы...

Natalja

Наталья Воробьева, переселенка из Брянки (вернее, поселка Замковка), Луганской области. В Дружковку с двумя дочерьми (на тот момент 11 и 18 лет) была вывезена волонтерами организации «Славянское сердце» в ноябре 2014 года. «Мы оказались здесь 21 ноября, в годовщину событий на Майдане. Считаю, что это было знаком».

«После 11 мая Украины у нас не стало»

Наталья до 14 лет прожила в Сибири, с 14 до 30 — в Белгородской области, в Украине — только последние 10 лет, но оказалась большей патриоткой, чем некоторые жители страны. «11 мая у нас был референдум, и больше Украины в моем городе не было. Я со средней дочерью на него ходила, чтобы проголосовать против «ЛНР». Потом мы видели списки, в которых «против» значились 15 человек, а «за» — такое количество, которое у нас в городе никогда даже не проживало. Я знаю, о чем говорю, потому что работала до этого в избирательной комиссии.

Хотя драматические события начались до референдума. Уже в апреле нашу знаменитую базу отдыха «Марьин Утес», которая в свое время прославилась как альпинистско-туристический комплекс, «отжали» ополченцы, разбив на ее территории свой тренировочный лагерь. Вояки (в том числе и приезжие чеченцы) ездили на огромной скорости, а из автомобилей торчали автоматы. И если в центре города еще кипела налаженная жизнь, то у нас в поселке на улицу стало страшно выходить. Появилась комендатура ополчения, в которую забирали патриотов. Начали пропадать люди. В школах «с мясом» отдирали украинскую символику, а преподаватели, поддерживающие «Новороссию», стали закрывать рты всем, кто имел проукраинские взгляды. Правда, на школе, где я работала секретарем, и в ней же училась моя младшая дочь Яна, были вывешены флаги области и города. Наша школа была украиноязычной, в ней всегда раньше проводились национальные праздники, в которых все участвовали, их любили. И потом вдруг в одночасье все украинское стало вражеским. Почему? Как? Ведь всех все устраивало. Что случилось с людьми?
Милиция в основном бездействовала. Часть милиционеров уехала, а около 12 человек перешли служить в милицию так называемой «ЛНР». Люди тоже почти не сопротивлялись, потому что боялись: к тому времени уже были пропавшие без вести, а позже весь интернет пестрил фотографиями могил, разрытых в Замковке, где нашли 17 изувеченных трупов...
Был у нас на улице один бизнесмен-патриот, прошедший в свое время и Афганистан, и Чернобыль. На глазах моей младшей дочери его забрали, «отжали» «Газель». Мы с соседями ходили в комендатуру и просили за него, его очень уважали в поселке.
Потом он вернулся — седой и хромой. Его вынудили выкупить собственную машину, на которой заставляли возить оружие на передовую. Как только его отпустили, он сразу выехал с семьей в Харьков.

«Мамо, як тобі не соромно?»

Весь август и сентябрь мы слышали залпы со стороны Дебальцево (30 км от нас) и Чернухино (12 км) — с территории нашего поселка ополченцы обстреливали эти города, не скрываясь и не прячась, в открытую, при этом сами снимали обстрелы на видео: «Везде дождик, а у вас будет «градик»!» Занятия в школе проходили под звуки каннонады, окна ходили ходуном.
Моя младшая дочь, которой на тот момент было 11, до последнего носила в школу желто-голубые ленточки. Я запрещала (потому что боялась), а она меня стыдила: «Мамо, як тобі не соромно?». В кого она такая мужественная, я не знаю. Но патриотка — точно в меня. Я очень люблю Украину, ее культуру, ее песни, язык. Причем если взрослые в нашей школе поделились по взглядам примерно поровну (кстати, к тому моменту нам уже полгода не платили зарплату), то среди детей агрессии было больше, одноклассники даже угрожали Яне тем, что пожалуются своим родным, которые пошли в «ополчение».
Средняя дочь Лена познакомилась в интернете с девушкой, переселенкой из Ясиноватой, которая поселилась в Дружковке. Она пригласила нас к себе, нашла нам квартиру, заплатила за месяц за жилье. Нас вывозили волонтеры, денег к тому моменту у нас уже совсем не было. Но на первом же блокпосту я хотела отдать последние 20 гривень нашему солдату: при виде украинских ребят мы с моими девочками просто разрыдались. Не зная, как это сделать (выезжали с нами не только проукраински настроенные жители, а хотелось все же добраться до назначения спокойно), я попыталась тихонько вручить ему деньги. Он на нас даже шикнул, а Лена сказала, что, наверное, «они теперь нас ненавидят, раз мы — оттуда?» Однако он быстро вернулся с баночками... витаминов, которые подарил Яне.

Знамя в подарок

21 ноября в Дружковке мы встретили людей, которые вышли после концерта во Дворце пионеров с украинскими флагами. Моя Лена вплела в косички ленты, с которыми Яна всю осень ходила в школу, так мы и сфотографировались. Дружковчане пригласили нас на собрания украинской громады, которые проходят по субботам в машиностроительном техникуме. На одном из «вече» директор техникума Виктор Павлович Баштовой обратился в зал: «Есть здесь переселенцы? У меня освободилась вакансия секретаря». Так я попала сюда на работу.
Здесь я познакомилась с замечательными, чуткими людьми, с волонтерами и просто неравнодушными горожанами, которые помогали и помогают нам до сих пор. Ирина Кирикова, узнав, что в паспортном столе для регистрации требуют наличие хозяев с документами (наши были в России), прописала нас у себя. А сколько она покупала нам продуктов! В День Святого Николая, когда воинам аэромобильной бригады пришли подарки от родных, они раздали почти все переселенцам — консервацию, сладости... Кстати, в гостях у этих же ребят мы были 3 мая на концерте. Моей Лене исполнилось в тот день 19 лет, и ей подарили огромное украинское знамя, а когда заиграл гимн, у моих девочек потекли слезы...
Из Замковки выехали все наши родные (у Натальи есть еще старший сын), друзья, знакомые. Там остались только пенсионеры, которые оформили себе по две пенсии – Украины и «ЛНР», — и которых теперь все устраивает.
А меня туда больше не тянет...»